Танец на раскаленных углях

Лина быстренько все перепробовала и, утолив первый голод, отодвинула тарелку. Голубцы, с виду довольно аппетитные, по вкусу напоминали замазку. Начинку составлял несоленый слипшийся рис, он был даже без морковки, не говоря уже про мясо и помидоры… Салат тоже оказался недосоленным, а картошка была холодной и даже уже слегка подсохшей. Дешевое домашнее вино типа бражки, налитое в керамические кувшины, довершало картину. Впрочем, Любомир пригласил их на шоу за свой счет, так что не имело особого смысла привередничать. Лина мило улыбалась болгарину и поддерживала непринужденную застольную беседу «ни о чем». Топалов рассыпался в комплиментах даме и не спешил переходить к деловой части переговоров.

Первый тост Лина с Башмачковым выпили «за прекрасную Болгарию», второй — «за нашего гостеприимного друга Любомира», а третий Башмачков галантно провозгласил «за нашу прекрасную даму». Тут уже и болгарин встрепенулся, уставился на Лину своими жгучими, как черносливины, глазами и хищно впился губами ей в руку.

«Как хорошо, что Петр скоро прилетает, а то этот издательский «Казанова» начинает казаться опасным, — подумала Лина и не без кокетства улыбнулась издателю.

Было еще довольно светло. Топалов шепнул, что придется немного подождать, потому что основное действо происходит в темноте. А пока «на разогреве» у нестинаров поработают артисты народных ансамблей.

Танцы оказались по-балкански зажигательными, однако зрители на сцену почти не смотрели. Туристы пили, ели и разговаривали, предвкушая огненный «десерт». Не ради же народных танцев, в самом деле, приехали они сюда издалека и отвалили нехилые денежки. Сотни зрителей с нетерпением ожидали обещанный «аттракцион». Наверное, столь же нетерпеливо два тысячелетия назад жаждала выхода гладиаторов и диких зверей толпа, заполнявшая Колизей. Чуть позже первые ученики Иисуса так же истово ждали от него Чуда.

Лина почувствовала, что воздух постепенно заряжается, как током, волнением и ожиданием толпы. Вскоре невидимая дрожь передалась не только ей, но и Башмачкову. Чтобы не чувствовать приближение этого мощного «цунами» и заглушить волнение, буквально разлитое в воздухе, они принялись громко шутить, поднимать бокалы, смеяться и постоянно перебивать друг друга. Лишь Топалов ничуть не волновался. Он сидел, прикрыв глаза, и, похоже, тихо дремал. На него, видевшего волшебство нестинаров сотни раз, мысль о предстоящем шоу навевала лишь смертельную скуку.

— Бездельники со всей Европы явились поглазеть на этот незатейливый цирковой трюк, — принялся разглагольствовать Топалов, — и упорно ждут чуда. Им по сути важно лишь одно: обожгут артисты в этот раз свои огрубевшие ступни или не обожгут. Толпе нужны простые и грубые зрелища. Допустим, если я завтра хоть нового Достоевского, рожденного в конце двадцатого века, издам или, например, нью Шекспира откопаю и приведу за ручку в издательство — вся эта публика и ухом не поведет… Интеллектуалов приходится «сливать» оптовикам по три лева за штуку. Какие-никакие — а все же денежки. В общем, коллеги, литература как бизнес умерла, народ жаждет только шоу. Вернее, грубых зрелищ, как в Древнем Риме. Между тем «танцы на разогреве» вошли в пиковую фазу. Девушки и парни из местных танцевальных коллективов выделывали ногами такие замысловатые па, что гости, устав приплясывать за столами, едва дождались приглашения выйти в круг. Сначала робко, а потом все активнее туристы кинулись плясать. Лину тоже долго упрашивать не пришлось. Она схватила Башмачкова за руку и потащила упиравшегося литератора в разноязыкий хоровод. Потом спохватилась, вспомнила про Любомира, стала энергично махать и ему, приглашая в общий круг. Болгарин обдал Лину жаром своих южных глаз и… остался на месте. Похоже, танцы навевали на него такую же скуку, как и «шведский стол» с болгарским акцентом, и в особенности — нестинары. Кроме того, он слыл здесь человеком известным. А местной знаменитости, наевшей на местных вкусностях круглый животик, не пристало легкомысленно дрыгать ногами на глазах у довольных соотечественников.

Башмачков тоже поначалу вышел танцевать без охоты и теперь топтался рядом с Линой без всякого энтузиазма, сохраняя довольно хмурую физиономию.