Танец на раскаленных углях

— А я — то, дура, обрадовалась… Думала, ты не меньше меня захочешь докопаться до истины, — расстроилась Лина. Она сняла очки и долго протирала их мягкой тряпочкой, не глядя на мужа. — Что ж, дорогой, наверное, ты прав. Все это не нашего ума дело. Но я …. Ну не могу я тут спокойно загорать, гулять, пить вино и делать вид, будто ничегошеньки не случилось. По-нашему, по православному обычаю, ведь еще и девяти дней не прошло, как их не стало! И души всех этих безвинно убитых людей смотрят сейчас на нас с тобой с немым укором. Мол, что же ты, сестра Ангелина, даже не попыталась распутать эту историю? «Как же быстро ты предала нас! Выходит, все рассуждения о «загадочной русской душе» — обычная болтовня?» — так, наверное, думают их все еще витающие здесь души. Понимаешь, Петр, я ведь пила с ними вино, шутила, плавала в море, делала вылазки в сувенирные лавки. А потом этих людей — добродушных, загоревших и отдохнувших — отправили домой в цинковых гробах… Наверное, у меня в голове есть какой-то «центр справедливости», который возбуждается в подобных случаях. Ну, или мне присущ «общественный темперамент». В общем, ничего не могу с собой поделать…

Лина надела очки и неожиданно всхлипнула… Всю сознательную жизнь она предпочитала плакать в очках, чтобы глаза за стеклами не казались такими растерянными и незащищенными

— Ну, ладно, не реви. Давай попробуем что-нибудь разузнать… — Петр, как бывало всегда, в итоге согласился с женой. Он нежно обнял ее, погладил по загорелой шее, чтобы успокоить, и предложил:

— Давай переждем жару в номере, а потом, к вечеру отправимся осматривать «места преступления» и собирать «вещдоки».

Лина вытерла слезы, благодарно прижалась к мужу, и супруги удалились на послеобеденную сиесту.

Лина не может заснуть, как ни пытается

В полумраке номера тихонько гудел кондиционер. Ему вторил Петр, мирно похрапывавший рядом с женой. Однако Лина лежала с открытыми глазами, безуспешно пытаясь заснуть, и в десятый раз «прокручивала» в голове «хронику последних событий». Перед глазами мелькали картины минувших дней. Лина вспомнила простоволосую и бледную девушку-нестинарку, решительно шагнувшую на раскаленные угли. Показалось, что теперь уже не та девушка, а она сама, Лина, осторожно ступает по раскаленным углям, рискуя каждый миг обжечь ноги и упасть на едва потухший костер…

Лина вспомнила страшный миг, когда на ней вспыхнуло платье, и потрогала обожженную ногу. Ой, как бооооольно!. И как обидно…. Почему неизвестные хулиганы в огромной толпе, которая собралась в ту ночь на «болгарском вечере», выбрали для мести именно ее? Все это совершенно непонятно. И очень страшно…

«Ой, какая же я идиотка! Не рассказала сразу же Петру правду про шоу нестинаров и про мой ожог, наплела что-то невнятное… Почему? А ни почему. По глупости. Испугалась, что он опять примется ревновать меня к Башмачкову. Теперь уже неуместно будет рассказать Петру, что как раз во время шоу нестинаров меня постигло озарение о том, что смерти в нашем отеле неслучайны. Вернее, даже не озарение, а знание, что это так. В общем, сама виновата. Смолчала, наврала — теперь сама и выкручивайся!».

Уколы совести были мелкими, но неприятными, словно случайно залетевший с улицы комар упорно донимал Лину своими атаками. В первый раз за время их брака Лина солгала мужу. Вернее, кое-о-чем благоразумно умолчала. А умолчание — прямой путь ко лжи. Недаром на суде требуют говорить «правду, всю правду и ничего кроме правды».

«Нет, все-таки иногда лучше молчать, чем говорить… — запоздало каялась Лина. — Иначе можно э-ле-мен-тар-но запутаться. Ну, как я теперь смогу рассказать Петру о благородном поступке Башмачкова? О том, что писатель не растерялся и погасил запылавшее на мне платье, остановив тем самым «аутодафе» русской туристки? Между прочим, это он, Башмачков, не позволил мне превратиться в живой костер… Нет, лучше этот его героический поступок замять для ясности. А как иначе? Я же не хочу потерять мужа. Вот она — ложь во спасение. Если буду по-школьному правдива, то рискую серьезно поссориться с Петром. Не расскажу всю правду — изведу себя укорами. Кстати, этот Башмачков… он ну просто на глазах меняется в лучшую сторону. Похоже, его новый брутальный роман неуклонно превращает автора, еще недавно «гнилого интеллигента», в настоящего мачо, которого не испугать ни бандитами, ни даже ревнивыми мужьями. Вот он, «гений места»! Каждый раз этот человек становится другим под влиянием своих же сочинений!