Танго на цыпочках

— А может, — продолжал разоряться Салаватов, — Вику перемкнуло на том, что ты должна воссоединиться с сестрой? Может, она считала, что делает доброе дело? Или, как вариант, решила, будто она — Лара. Она же сумасшедшая, нам никогда не понять ее логики, поэтому и гадать нечего.

— Тогда не будем. Ты мне одно скажи: откуда эта Вика могла знать… ну, все эти вещи, которые она говорила, мелочи всякие, истории?

— Лара рассказала. Они ведь дружили, значит, болтали. Все просто.

Ага, значит, просто все, а тот факт, что Лара никогда ни с кем не откровенничала, его отбросить и забыть? И не факт это, а так, бабская блажь. Сегодня не болтает, завтра болтает.

— А сама она что говорит?

— Ничего. — Тимур поскреб лапой затылок. — Не пропустили, она в закрытой клинике лежит, туда даже родственников не пускают, а я не родственник.

— Не родственник.

— В общем, дело объявляю закрытым. — Салаватов торжественно стукнул по столу вилкой. — Завтра со спокойной душой можешь отправляться домой.

Домой? Ехать домой? Но как же так? Я… Я не хочу домой! Я хочу… Я сама не знаю, чего хочу. Но точно знаю, что не хочу отправляться домой, в пустую квартиру, которая давит на меня. Квартира-клетка, а я — ослица, запертая в клетке. Хотя, ослов, кажется, не в клетках, а в стойлах держат, впрочем, это детали.

Закрыв глаза, я попыталась представить момент возвращения. Вот, пустой коридор, обои светло-коричневые с тонкой золотой полоской, в углу — этажерка из светлого дерева, изящная и абсолютно непрактичная. Обувь из нее вываливалась, сапоги так вообще не помещались, зато чистить приходилось раз в три дня. Вешалка на тонкой ножке регулярно падала, к грохоту я привыкла, а куртки и пальто запихивала в шкаф. И пол скользкий, зато красивый: светлый с темным узором. В общем, стильно, почти как в журнале.

И комната… обои раздражают, мебель тоже. Зачем я вообще ремонт делала?

— Чего пригорюнилась, Ника-Ника-Доминика? — Салаватов ласково потрепал меня по голове. — Закончилось все, радоваться надо.

Для него, может, и закончилось, а для меня? Для меня в очередной раз все началось сначала. Это как в игре, когда бросаешь кости, делаешь ход и попадаешь на клеточку «вернуться на старт». Вот я и возвращаюсь. Попросится пожить еще? Нет, стыдно как-то.

Год 1905. Продолжение

День, как назло, случился ветреный, ненастный. Аполлон Бенедиктович, кутаясь в пальто — такой весной и шубу одеть не грех было бы — отчаянно мерз. Дождь, который словно нарочно чтобы помешать следствию лил всю ночь напролет, изрядно вымочил лес. Сизый мох, понабравшись влаги, раздулся подобно некоему диковинному зверю. Но, стоило наступить, и нога с противным хлюпаньем уходила в мокрую холодную утробу сего зверя. Промокшие ботинки заставляли Палевича тихо матерится и несолидно перепрыгивать с одной более-менее сухой кочки на другую. Оттого лес, молчаливый свидетель забавных ужимок серьезного человека, казался вдвойне враждебным и неуютным. Да и стоило ли сюда ехать?