Рябиновая настойка и впрямь помогла, во всяком случае, кашель исчез, и по телу разлилось приятое тепло. И печка за спиной, набираясь жаром, согревала помещение, а заодно и людей в нем. Федор и одежду сухую принес, и баньку затопить обещал, чтобы «болячка точно не прицепилась».
Вместе с теплом вернулась и способность мыслить. Женское платье интересовало Палевича куда боле сложенных в углу черепов. Находку Аполлон Бенедиктович разложил на столе, хоть Федор и ворчал, что «этакой грязи на полу самое место».
— И какие версии будут?
— Стаськина сукенка. — Предположил Федор, после недолгого раздумья.
— Не похоже. — Аполлон Бенедиктович, преодолев брезгливость, пощупал ткань. Судя по всему, платье пролежало в земле не так и долго. Ткань не расползалась в руках, не рвалась, не сыпалась, да и грязь налипла только сверху. Нет, не могло это платье принадлежать простой крестьянке, да еще бедной, уж больно хорошо пошито да и ткань не из дешевых.
— Боже мой! — Федор аж икул от возуждения. — Это… Я знаю! Это Вайды! Это ее могила, если дальше копать, то и клад сыщем! Возвращаться нужно!
— Не нужно. — Хоть Палевич и не особо в модах разбирался, но определил, что сшито платье не сто, и даже не двести лет назад. А совсем даже недавно. Да и сгнило бы оно за двести-то лет. — Это не Вайды наряд.
— А чей же?
На этот вопрос Аполлон Бенедиктович и сам хотел бы ответить. Магдалена? Элиза? Нет, пожалуй, Элиза отпадает, она отличалась приятной глазу полнотой, а платье сшито на худенькую девушку. Такую, как…
Пани Наталия? Нет, глупость, как наряд пани Наталии мог попасть в яму? И неужто госпожа Камушевская не заметила пропажи? Впрочем, лучше у нее спросить.
Доминика
.С переездом вышло примерно так, как я и предполагала: пустая квартира навевала грусть и желание сбежать куда-нибудь, например, вернуться к Салаватову.
Стильные обои вызывали тошноту, горячий, затхлый воздух — спазмы в легких. Окончательно меня добила этажерка и босоножки, скатившиеся с нее вниз. А еще вешалка рухнула почти что на голову. К черту! Буду делать ремонт. И вообще, нечего плакать, когда жизнь начинается. Самая настоящая новая жизнь, без обязательств перед умершими, без ненависти к живым. Эта история странным образом очистила меня от всех былых привязанностей и заблуждений. Лары больше нет. Салаватова больше нет. Зато есть я, и я буду жить так, как хочется мне.
Сказать проще, чем сделать. Вот, к примеру, тот же ремонт без денег не сделаешь, а денег у меня в обрез, и то часть я Салаватову оставила, как-никак договаривались, что заплачу. И вообще, ему деньги нужнее. Удивится, наверное, когда найдет на столе… отдавать из рук в руки я постеснялась, это бы походило на взятку или, хуже того, плату за оказанные услуги.
Короче, денег осталось мало. Правда, директор конторы, где я работала, говорил, будто примет назад с удовольствием, однако не стоит обольщаться, обещания подобного толка забываются еще быстрее, чем даются. Нет, сегодня звонить не стану, чтобы настроение не портить, сегодня буду жить для себя и только для себя. Устрою праздник с вином, розовыми креветками, чипсами и еще какой-нибудь ерундой.