Танго на цыпочках

— Он ушел? — Бесплотный голос пани Натальи заставил Палевича вздрогнуть. Она же отдыхает у себя в комнате? Но нет, Наталья Камушевская стояла в дверях, неужто слышала? Господи, какой позор!

— Ушел.

Она подошла к камину, где минуту назад стоял Охимчик, тонкая, бледная и гордая, похожая на всех героинь прошлого сразу. Невероятно красивая. Простое серое платье, белая шаль, с которой панночка не расставалась, распущенные волосы… Бледный ангел, дитя сумерек.

— Я слышала. — Призналась она. — Не все, но много. Достаточно.

— Свадьбы не будет?

— Я… Я не знаю, что мне делать! Я не смогу одна. Я не смогу… Он прав, женщине нужен мужчина.

— Но не такой! — Не выдержал Палевич. — Он — не мужчина, он…

— Я знаю. Вот если бы… Возьмите меня в жены!

— Что? — Палевичу сперва показалось, что он ослышался.

— Возьмите меня в жены, пожалуйста! Я вас умоляю! Я… Я буду хорошей женой! Я не слишком богата, но это имение, оно ведь чего-то да стоит, оно будет вашим! И деньги. У Олега в банке счет.

— Наталья, милая моя, послушайте, вы замечательная девушка, вы ангел, вы чудо, но…

— Вы бросите меня? Уедете туда, откуда приехали, а я умру здесь.

— Вы не умрете.

— Умру. Сегодня, завтра, послезавтра… Еще до зимы. Это она мне сказала. Она никогда не ошибается. Я умру. Умру. Умру. — Девушка повторяла слово, точно заклятье, способное оградить ее от смерти. В этот момент пани Наталья удивительнейшим образом походила на ведьму и на библейскую святую одновременно. Прямые волосы — сегодня она даже косу не заплела, бледное лицо, скорбные складки вокруг губ и глаза фанатички. Она и в самом деле верит, более того, она готовится умереть. Не сегодня — завтра, или послезавтра, или через три дня. Она сама зовет свою судьбу, и неуемной лавиной воды катится к обрыву.

— Знаете, а я придумала, что делать! — Вдруг рассмеялась девушка. — Я знаю! Знаю! Я обману! Всех обману! Я сама уйду… Вот только сначала…

— Наташа! — Аполлон Бенедиктович не на шутку перепугался. Не хватало еще, чтобы она руки на себя наложила, а ведь все к этому и идет.

— Никому не говорите, хорошо? — Пани Наталья подарила Палевичу самую теплую, самую светлую из улыбок. — Это тайна. Это будет наша с вами общая тайна!

— Наталья… Милая… Пани Наталья, я прошу вас, — Аполлон Бенедиктович откашлялся, ибо слова, которые он собирался произнести, должны были перевернуть всю его и без того не слишком размеренную жизнь вверх ногами. — Я умоляю вас стать моей женой.

— Правда?

— Пожалуйста!