Танго на цыпочках

— Я согласна. — Она успокоилась моментально, только прежняя счастливая улыбка стала еще счастливее. — Вы станете моим мужем и будете беречь и хранить меня.

— Клянусь.

— И убьете оборотня. Скажите, а Николай сможет присутствовать на нашей свадьбе?

— Я постараюсь. — Палевич чувствовал себя последним негодяем, который, воспользовавшись затруднительным положением дамы, повернул ситуацию в свою пользу. Чем он лучше того же Охимчика? Ничем. И стоит ли убеждать себя, что данное предложение — не серьезно, что, как только Наталье станет лучше, как только она начнет мыслить здраво, Аполлон Бенедиктович немедля растолкует ей, что сама мысль о подобном браке нелепа и неразумна. Он не будет настаивать, не будет добиваться, чтобы она и в самом деле выходила за него замуж, хотя, видит Бог, он защитил бы ее от целого мира.

— Пожелайте мне спокойной ночи.

— Спокойной ночи, пани Наталья.

— Не так. — Она нахмурилась. — Я ведь ваша невеста. Скажите «спокойной ночи, милая Наталья».

— Спокойной ночи, милая Наталья. — Послушно повторил Аполлон Бенедиктович. — Спокойной ночи.

Доминика

Честно говоря, в телегу я забиралась не без душевного трепета, уж больно шаткой выглядела конструкция. А еще лошадь поглядывала в мою сторону с этакой издевкой, словно приготовилась сделать гадость. И мужик в синих спортивных штанах с пузырями на коленях доверия не внушал, опухшая рожа возницы наводила на мысль, что владелец повозки водит крепкую дружбу с зеленым змием. То-то он легко согласился за сотню подкинуть до деревни. Думаю, предложи Тимур в два раза меньше, Василий — так представился наш случайный знакомый — довольствовался бы и этим.

Сено оказалась мягким и пахло вкусно, хотелось зарыться в него с головой и дышать, дышать чудесным ароматом, пока запах прочно не осядет в легких. Мне, как даме, Василий постелил поверх сена кусок мешковины, Тимур же лег прямо в душистую копну, вытянувшись в полный рост. Чемоданам тоже место нашлось.

— Н-но! — Скомандовал Василий. — Пошла, родимая.

Вожжи хлопнули — надеюсь, лошадке не было больно, — и повозка тронулась.

— Ты ложись, не стесняйся, — предложил Тимур, — когда еще получится так отдохнуть.

Следуя совету, я легла на сено, сухие стебельки щекотали шею и слабо покалывали ладони рук. Лошадка неторопливо шагала вперед, и вовсе она не страшная, доброе, трудолюбивое животное, надо будет потом угостить чем-нибудь, интересно, лошади едят «Сникерсы»?

Телега поскрипывала, подпрыгивала на колдобинах и мерно раскачивалась из стороны в сторону, словно огромная колыбель, а над головой, в такт повозке, раскачивалось бледно-голубое небо. Солнце, злой воздушный шарик, слепило глаза, и я зажмурилась, растворяясь в запахе сухого сена.

— Хорошо-то как… — Пробормотал Тимур, травинкой отгоняя толстого важного шмеля, что вознамерился сесть на лоб Салаватову.

Хорошо. Можно валяться, жевать сухой стебель травы и ни о чем не думать. Ехала бы и ехала…

Но, как ни печально осознавать, все хорошее рано или поздно заканчивается. Вот и мы прибыли к месту назначения. Тимур расплатился с Василием, я в это время пыталась угостить лошадь шоколадным батончиком, но лошадь только фыркала и глядела на меня печальными лиловыми глазами, наверное, ей следовало предложить что-нибудь другое, слышала, будто лошадям больше по вкусу хлеб или сахар, но ни того, ни другого с собой не захватила. Кто ж знал, что пригодятся.

Салаватов скинул вещи на землю и велел:

— Сиди здесь.

Я послушно уселась на чемодан и от нечего делать принялась собирать травинки и труху, налипшие на ткань Тимуровского рюкзака. Печальная рыжая дворняжка с острой лисьей мордочкой и треугольными ушками была единственной, кого заинтересовал наш визит.

— Привет. — Сказала я собаке, та робко вильнула хвостом.

— Ну хоть ты от шоколадки не откажешься?

Злосчастный «Сникерс» я разделила пополам — у самой в животе урчало от голода. Рыжая свою половину смела в одно мгновенье и подошла поближе.

— Извини, больше нету. Ты мне скажи, зачем я тут сижу?