Танго на цыпочках

— И где ты ее прячешь? — Следователь тоже устал, устал настолько, что готов был согласится с чем угодно.

— Не знаю. Это не я, это Марек… Его жена… Лара… Не знаю.

— Хорошо, где ее могут прятать?

— Не знаю.

— Слушай, ну ты же нормальный человек, этот… — Иван Юрьевич щелкнул пальцами, вытряхивая из памяти нужное слово. — Адекватный ты, должен понимать, что хрень несешь. Ты ее убил, ты и закопал где-то, скажи где, и я отстану.

— Не скажу. Я… Я покажу. В лесу.

— Закопал?

— Закопал. Объяснить сложно.

— Показать сумеешь?

— Сумею. — Салаватов закрыл глаза. Если Ника умерла, то он сядет. Но следственный эксперимент — единственная возможность выбраться на остров. Почему он раньше не додумался! Идиот! А, если за три дня с ней случилось непоправимое?

— Значит, признаешь, что Егорина и Лютову убил ты?

— Признаю. — Отступать поздно, да и не позволят отступить — вон какая у следака рожа довольная.

— А я предупреждал. — Вякнула Сущность, и тут же исчезла.

— Ну, Тимур Евгеньевич, рассказывайте, не стесняйтесь.

— Мы пили. Сначала коньяк, потом ликер… Кажется, ликер. Ника… Лютова ушла наверх. Егорин в разговоре стал ее оскорблять. Мне это было неприятно, я попросил его прекратить, но он лишь раззадорился. — Салаватов замолчал, собираясь с мыслями. Рассказ должен вписываться в общую картину преступления, иначе не поверят. Так, Марек лежал на диване. Знать бы там его убили или просто перетащили на диван? И тут небо, смилостивившись, послало подсказку. Иван Юрьевич, обеспокоенный паузой, спросил.

— Когда он вышел, ты пошел за ним.

— Да. Я пошел за ним. Взял пистолет.

— Где?

— В кармане. Я принес его раньше.

— Зачем?

— Хотел пострелять по мишеням. Впечатление произвести.

— Понятненько, значит, ты взял пистолет и…?

— И выстрелил. Он упал. На шум выглянула Ника. Начала кричать, что я убийца, стала угрожать милицией. Я хотел ее догнать, успокоить, а она вдруг побежала. Я испугался, что Ника сдаст меня, и выстрелил в нее. Решил убраться в доме. Сначала перенес ее, она легче, потом вернулся за Мареком, а тут как раз менты приехали. Место, где Ника лежит, я покажу.

— Сразу бы так, а то заговор, привидения, восставшие мертвецы… мистики меньше читать надо. Значит, завтра выезжаем, а пока пиши.

Мой дневничок.

Встретилась с С. Рассказала про клад, а она рассмеялась мне в лицо. Сказала, что больше я ей не нужна. Теперь у нее новая жизнь, в которой нет места таким как я. Вдруг, М. узнает о моем прошлом, тогда он подаст на развод, а С. не желает рисковать будущим ради мифического клада.

Она меня прогнала!

Меня… Прогнала…

Ненавижу!

Мы поссорились. Во гневе я сказала, будто не уничтожила фотографии. Она испугалась, сразу пошла на попятную, сразу стала той С., которую я любила, как сестру, как себя. Умоляля отдать, но мне было обидно и больно за то, что она так поступила со мной. Потребовала денег. Двадцать тысяч долларов. Знаю, что у нее их нет, а М. сразу всю сумму не даст.

Договорились на завтра.

Что мне делать? Я не могу без нее…

Доминика

У боли цвет кленовых листьев — много-много золота и чуть-чуть багрянца. У боли вкус ноябрьского дождя, горечь и холод. Холод и горечь. Здесь холодно, все время тянет в сон, но желто-красная боль не отпускает. Понимаю, что, если засну, то умру, но мне уже все равно, в голове одна мысль — скорей бы. Там, за порогом, нет ни боли, ни холода, ни дождя, ни листьев. Там, за порогом, я встречу Лару и спрошу, за что она с нами так поступила. Может быть, она даже ответит.

Я в яме, глубокой-глубокой яме с гладкими стенками и ковром из прелых листьев на дне. Я упала в нее сама, значит, сама и выбрала такую вот смерть. Странно, что Соня не сумела обнаружить яму. Хотя, вероятно, сумела, просто решила не мараться — все равно без посторонней помощи отсюда не выберешься, а ждать помощи не откуда.

Падая, я сломала ногу и получила сотрясение мозга: тошнит постоянно и в глазах все двоится. Правда, насчет перелома не уверена: раны нет, кости не торчат, просто боль, распухшая, точно резиновая, нога, и кожа неприятного красного цвета. Больное место я кое-как обвязала куском майки, стало легче. Второй кусок ушел на рану под лопаткой, странно, но она беспокоила меня гораздо меньше, чем нога. Да и вообще к боли постепенно привыкаешь. У боли цвет кленовых листьев.

Кажется, я это уже говорила?