Танк Таранович, или Влюблен на всю голову

То ли газированная вода дала такой эффект, то ли это просто результат выпитого, но я снова как будто пьяная. Смотрю в окно и улыбаюсь как дурочка, видя то, как Петя демонстрирует мне свои накачанные руки. Как я вообще могла его сравнить с Денисом? Просто дурацкое чувство дежавю про эту долбаную решетку. Деньги, власть и вседозволенность. Нет, Петя не такой. Его навязчивое внимание, это не методы Дениса. Он другой, а я… а я дура.

Отпиваю еще воды и снова перевожу взгляд в окно. Соболев перебрасывает что-то в тачку, а затем наклоняется, и грядка с зеленью начинает брызгать водой. Как едва заметный дождик. Какая прелесть. Это же тонкий намек моего подсознания, что надо открыть парники и полить весь огород.

Проблема в том, что не могу. Сил просто нет. Никогда у меня не было такого состояния. А, впрочем, я и не напивалась никогда. Вместо того, чтобы хотя бы завалиться на кровать, я усаживаюсь на холодный пол и облокачиваюсь о стену. Да, вот так немного лучше. Ненавижу жару. Закрываю глаза и, борясь с очередной волной тошноты, незаметно меня вырубает.

— Охереть, — нехотя разлепляю глаза в ответ на хорошо знакомый голос. Передо мной стоит Соболев. Точно в таком же виде, как в недавней галлюцинации. Только не улыбается.

Галлюцинация садится на корточки напротив меня и подносит пальцы к моему лицу. Начинает водить ими перед глазами и тут я понимаю, что не такая уж это и галлюцинация, судя по знакомому парфюму Пети.

— Пока я полночи изучал, как тебе облегчить жизнь с огородом вместо того, чтобы от души бухнуть самому и напрячь печень, бухала ты? То есть, когда я устанавливал тебе эту долбаную поливку, ты отсыпалась, а не тайком смотрела на огород? Ну, круто, Василиса Петровна. Перед кем я там крутил всеми частями тела, напрягал руки и убирал живот? — да, это точно не галлюцинация. — Ничего не хочешь мне сказать?

— Можешь расслабить живот и не напрягать руки, — совершенно отвратительным хриплым голосом произношу я, пытаясь встать с пола. Блин, какой позор.

— Ну, спасибо.

— Я в домике, — стыдливо прижимаю ладони к лицу.

— В хуемике. Начистить бы тебе сахасрару. Вставай давай, — не встала бы, если бы Петя не поднял меня за подмышки. — Ты что еще пила кроме вина?

— Ничего.

— А чего так накрыло?

— Не знаю.

— Поди просрочка. Это тебе не вискарь, — усаживает меня на стул и зачем-то берет второй. Садится напротив меня и долго смотрит мне прямо в глаза. Не нравится мне его вот такой взгляд.

— Ты мне сейчас не нравишься.

— Надо же, ты мне тоже, — издевательски усмехается Петя. — Ни голос твой прокуренный, ни вот это вот все.

— Петь, уйди, пожалуйста. И так тошно. Сделаем вид, что ты это все не виде… мгэ-э-экх.

М-да… так низко я еще никогда не падала. Прикрываю рот ладонь, но уже поздно. Соболев же, демонстративно приподнимает вверх руку и отмахивается от моей «прекрасной» отрыжки.

— Чеснок ела. С салом поди, — как я хочу сейчас провалиться сквозь землю, Господи. — Вкусно было?

— Да. Уйди, пожалуйста.

— Что-то ты бледная, мать. Как полотно. Тебя тошнит?

— Да.

— Блевала?

— Нет.

— Ну так иди. Давай, давай, — берет меня за руку и приподнимает со стула. — Два пальца в рот и полегчает, — снова слышу голос Соболева над ухом, как только он заводит меня в ванную. — На колени, Василиса Петровна.

— Чего?!

— Унитаз тебя ждет, вот чего. Давай. Я сейчас воду принесу, выпьешь залпом пару стаканов. Проблюешься и станет легче.

Никогда я еще не была такой послушной, склонилась над унитазом и стала ждать, пока вернется Соболев. Вручив мне бутылку, я залпом стала глотать воду. И вовсе не для того, чтобы прочистить желудок. Жажда дает о себе знать. И собака тоже дает о себе знать лизанием ног. Это точно не Тоша, у моего шпица язык не такой.

— Вась, ты что с пятками сделала?

— Начистила им сахасрару. Буээээ…эээ.

После первого «фонтана» все, что мне хотелось — это провалиться сквозь землю.

— Ты после этого просто обязана меня любить до конца дней своих.

— После рвоты? — Боже, что с моим голосом?

— После того, что я тебе волосы держу. Это же так романтично. Или кино для женщин врет?

— Вот и проверим… буэ…буэээ.

— Ну как, уже сильнее становится любовь? — ну каков засранец!

— Видимо, моя сахасрара закрыта, любви пока нет.

— Обязательно раскроем. Мне, конечно, с одной стороны, льстит, что ты из-за меня напилась, но, Вась, ты чего тупая, что ли? Сказал же, не было у меня ничего с твоей подружкой.

— От тебя ею пахло. И я не напивалась из-за тебя, хватит выдумывать.

— Ну, ну. И что, что пахло? Она мне футболку стирала, которую сама же и облила нарочно. Может, это порошок ее.

— Может, — признаю я после очередного «фонтана».

— Ну как? Легче?

— Да, — на удивление, вполне серьезно произношу я, пытаясь встать с пола.

Подхожу к раковине и споласкиваю рот водой. И все это под цепким взглядом Соболева. Ополаскиваю лицо водой и тут же недалеко раздается Тошин заливистый лай.

— Кто-то пришел, он так только на гостей орет.

— Василиса!

Кажется, перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Я в миг протрезвела, услышав по ту сторону двери мамин голос.

— Мама, — машинально захлопываю дверь ногой. — Чччто делать?