Тантамареска

– Команду, чтобы я появился или исчез, дает твой мозг. Ты просто сама этого не понимаешь, – так же мысленно ответил ей Куалькуно, и Глафира услышала его ответ, хотя Куалькуно тоже не открывал рта.

– Кто ты? – спросила Глафира. – Может быть, ты совсем не тот, за кого себя выдаешь? Может быть, ты – что-то совершенно противоположное своему образу? – мысленно сказала Глафира, взглянула на Куалькуно и содрогнулась. Рядом с ней по бездонному голубому небу летел огромный черт. Черт был хвостат, с рогами и из пасти у него торчали два больших окровавленных клыка. Черт повернул свою страшную голову к Глафире, разинул пасть и зарычал:

– Послушай, какая, в сущности, разница? Это все – лишь игра твоего ума. Придумывай меня таким, каким хочешь.

– А зачем? – тоже спросила Глафира голосом, хотя отчетливо понимала, что могла бы спросить и мысленно.

– А затем, милое дитя, что внутри каждого живет плохое и хорошее, белое и черное, и это, по большому счету, не так важно! – проговорил кто-то, плохо различимый за облаком вдалеке.

Глафира присмотрелась и увидела яркое сияние, пробивающееся из-за облака, а в сиянии этом – женский силуэт в развевающихся одеждах. Глафира подумала, что, наверное, именно так должно было выглядеть явление Богородицы разнообразным святым. Глафира спешила в Гаэту, но было очевидно, что никакой Гаэты не будет, пока она не разберется здесь с этими странными, летающими по небу мужчинами, женщинами и чертями.

– Правильно. Никакой Гаэты не будет, пока ты не разберешься в себе, – подтвердил ее мысли женский голос из облака, – впрочем, никакой Гаэты и нет. И вообще ничего нет. Все – лишь игра ума.

– Кто ты? – спросила Глафира. Летящий рядом черт зарычал.

– И это тоже не имеет никакого значения. Если хочешь, зови меня Эо, – ответили из облака, – но это совершенно неважно.

– А что же важно?

– У каждого человека в жизни есть гештальт. Что-то незавершенное, что его гложет и лишает покоя. Закрой свой гештальт, и все остальное решится само собой.

– А у меня какой гештальт?

И черт, и женщина в облаке вдруг громко расхохотались и одновременно исчезли. Глафира закрыла глаза, а когда открыла их, оказалась на разогретом песке древнеримского ипподрома. Вокруг ревели трибуны. Прямо на нее шел человек в черных латах с трезубцем в одной руке и рыбацкой сетью – в другой. Лицо его было закрыто шлемом, но сквозь прорези шлема смотрели черные глаза. Глафира хорошо знала и помнила эти глаза. На нее, казалось, из прошлой жизни, надвигался индийский юноша Атул, все такой же быстрый, ловкий и непобедимый.

Глафира осмотрелась и поняла, что она тоже в латах, на одной ее руке – маленький круглый щит, а в другой руке – короткий гладиаторский меч, совсем как тот, которым был лишен жизни император Нерон.

Атул начал раскручивать над головой сеть и гроко закричал, готовясь нападать. Трибуны всколыхнулись и заревели. Глафира сжала в руках меч и приготовилась обороняться.

Глава XXX. Поединок

Атул двигался очень быстро и страшные удары трезубцем наносил без устали. От многих ударов Глафира уворачивалась, некоторые отбивала своим маленьким щитом, и тогда руке, держащей щит, было больно. Она сделала несколько резких выпадов, пытаясь дотянуться коротким мечом до Атула, но он тоже очень грамотно от них уклонился. Чувствовалось, что он взбешен и прилагает все силы к тому, чтобы победить врага.

Глафира, напротив, вспомнив о своей любви, своих друзьях, своем недавнем разговоре в небе над Болоньей, чувствовала себя очень спокойно. Она шла в схватку с решимостью победителя, хладнокровно, уверенно, и в этом ей помогала любовь, совсем недавно проснувшаяся в сердце.

– Вот мы и встретились с тобой, мерзкая девчонка!

Несмотря на невообразимый гул трибун, Глафира услышала слова Атула. Ей были непонятны его ярость и злость.

– Тобою движет злоба, – закричала Глафира в ответ, – а мною – любовь! Поэтому я тебя уже не боюсь!

В ответ на это Атул особенно яростно двинул вперед свой трезубец, стараясь попасть Глафире в грудь. Глафира ловко отбила удар щитом и бросилась вперед, но Атул уже вернулся в стойку и опять выставил вперед начищенный трезубец, блеснувший на солнце тремя яркими бликами, и направил его девушке в грудь.

Трибуны, конечно, шумели, но уже гораздо тише: зрители недоумевали, почему воину нужно тратить так много времени, чтобы размозжить голову странной черноволосой девчонке. Впрочем, среди зрителей появились и такие, кто откровенно болел за девчонку – очень уж она уверенно двигалась по арене и совершенно не боялась мощного и хорошо подготовленного противника.

Вдруг что-то свистнуло в воздухе. Глафира поняла, что Атул, изловчившись, попытался набросить на нее сеть. Глафиру много раз пытались ловить именно сетью. В этот раз она решила схитрить. Если показать, что ее движения спутаны сетью, будет возможность приблизиться к Атулу на расстояние удара гладиаторского меча. Она специально пропустила момент, когда сеть опустилась на нее, и, сгруппировавшись, покатилась вместе с сетью по утоптанному песку в сторону от наступавшего индуса.