Танцующая в пламени

   В своих угрозах Леон явно переусердствовал. Таких полномо-чий, разумеется, ему никто не давал. Но аргументы трактирщи-ку показались весьма весомыми, а урок этикета явно пошел впрок. Упав на колени, он истошно завопил:

   -- Ваша милость! Помилосердствуйте! Пощадите старика! Я сослепу Вас не признал! Да разве бы я посмел! Смилуйтесь! Ради Ваших богов! Смилуйтесь!

   Немного поостыв и наградив раскаявшегося грешника еще одним подзатыльником, Барель уже спокойней приказал:

   -- Хватит причитать! Лучше займись моими людьми. Видишь, они валятся с ног. Подай горячего вина, похлебки, мяса. Да и про лошадей не забудь. Из-за твоей нерадивости они

   к) сих пор на морозе. Да смотри у меня! Если что не так, семь шкур спущу!..

   Разделавшись с хозяином, Леон подошел к столу, откуда за ним равнодушно следили две пары пьяных глаз.

   -- Я Барель, посланник Его Светлости маркграфа Лотширского, -- представился офицер, предъявляя подтверждающую личность печать. -- Вы должны передать мне купчиху и ребенка. 1де они?

   Рыжебородый, окинув его с ног до головы безразлично-мутным взглядом, пьяно срыгнув, невнятно пробормотал:

   -- Да куды из такой дыры денешься?.. Где-то там... ик... навер-ху. Иди, вступай во владение...

   После чего, почесав бороду, повернулся к столу, на котором в лужах вина валялись вперемешку с пригоршней серебряных монет кости, довольно-таки внятно произнес:

   -- Флип! Твоя очередь, бросай!

   Хамские манеры охранника вновь разозлили Леона, но связываться с ним он не стал. Одно дело трактирщик, и совсем дру-гое -- холуи маркграфа. С ними можно нарваться и на неприят-ность. Сплюнув от досады, он стал подниматься по лестнице. Не пройдя и полпути, Барель наткнулся на сонную, взлохмачен-ную, словно согнанная с насеста курица, служанку. Она несла кувшины с горячим вином. Судя по походке, мерзавка уже успе-ла к ним не раз приложиться.

   Придержав ее за рукав, Леон спросил:

   -- Где женщина и ребенок, привезенные Его Светлостью Гюставом Лотширским? Они здесь?

   Служанка, споткнувшись, чуть не выронила кувшины. Изу-мленно уставившись на неизвестно откуда взявшегося офицера, она быстро-быстро заморгала белесыми ресницами. На ее и так не слишком-то одухотворённом лице, обрамленном торчавшими в разные стороны, словно грязная пакля, пучками волос, отра-зилось титаническое умственное усилие. Прошел добрый деся-ток секунд, прежде чем "умница" поняла, что от нее требуется.

   На ее лице появился страх:

   -- Госпожа в комнате... Там... За лестницей...

   Затем, поколебавшись, заплетающимся языком добавила:

   -- Они... Она еле жива...

   Предчувствие беды уже не в первый раз за сегодняшний день сжало сердце Бареля. Отстранив служанку, он стремглав бросил-ся вверх. Найдя нужную дверь, с силой ее распахнул.

   В комнате царили холод и полумрак. Пришлось подождать пока глаза немного привыкнут к темноте, прежде чем проступи-ли контуры предметов. Та, которую он искал, лежала на крова-ти. Вначале Леону показалось, что женщина мертва. В ее отре-шенном воскоподобном лице, освещаемом тусклым пламенем едва коптящего светильника, не было признаков жизни.

   Барель не на шутку испугался.

   "Попробуй-ка теперь докажи графу, что я приехал слишком поздно и нашел ее уже мертвой, -- лихорадочно смекал он. -- В гневе Гюстав беспощаден. Не сдобровать ни мне, ни горе-стра-жам".

   Хотя за их судьбу Леон переживал меньше всего.

   "Нужно на всякий случай прихватить хотя бы их с собой и отдать на растерзание господину", -- решил он.

   Затем на смену страху пришла жалость. Черствое сердце вояки, закаленное кровью и многими смертями, неожиданно дрогнуло. Его поразила красота женщины. Возможно, именно смерть одарила ее неотразимым шармом: правильный овал лица, большие глаза, по-детски маленький носик, смиренно-печальные губы и черные-черные пушистые ресницы. Все как бы говорило о кротости и беззащитности. Голову ее венчала меховая шапочка, придававшая утонченно-аристократический вид.

   Барель потянулся к чудному созданию, прикоснулся пальца-ми к холодной щеке. Его поразила нежность и шелковистость кожи.

   Женщина, вздрогнув, приоткрыла глаза. Тихо застонав, попыталась что-то сказать.

   "Жива!" -- удивился и одновременно обрадовался Леон.

   Припав ухом к ее губам, он с трудом разобрал слова:

   -- Янина! Янина! Спасите мою дочь!

   " Ребенок! Где он может быть?"

   Приподняв одеяло, Барель увидел и девочку. Та, уткнувшись носиком в шубу матери, тихонько постанывала.

   "Сволочи! Так-то они охраняли пленниц. Попросту замори-ли их голодом и холодом. Совсем обезумели за вином и костями. Ну, ничего, я до них еще доберусь! -- зло подумал Леон. -- Но ^то чуть позже. Прежде всего -- заложницы. Здесь мне одному не справиться. Нужно посылать за помощью. Ведь кто-то же должен быть в селении, знающий толк во врачевании".

   Барель поспешил вниз. Проходя мимо стола, где продолжа-лась игра, зло бросил:

   -- Скоты! Так-то вы исполняли волю господина? Зимовать нам на каторге! Уж я позабочусь.

   Рыжий, оторвав взгляд от костей, недоуменно уставился на назойливого чужака. Непонимание в его взгляде сменила мость.