Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Тарковский. Иногда мы стараемся, чтобы музыка возникала как поэтический рефрен. Ведь если мы встречаем стихотворный рефрен, то, обогащенные знанием только что прочитанного, возвращаемся к первопричине, побудившей автора написать эти строки в первый раз. Рефрен возрождает в нас то первоначальное состояние, с которым мы вступали в этот новый для нас поэтический мир, переосознавая его непосредственным и обновленным одновременно. Мы как бы обращаемся к его истокам. И в этом случае музыка не просто усиливает впечатление, параллельно с изображением иллюстрируя ту же мысль, но открывает возможность нового, качественно преображенного впечатления от того же материала. Окунаясь в соответствующую, рефреном спровоцированную музыкальную стихию, мы вновь и вновь возвращаемся к пережитым чувствам, которыми нас обогащает фильм, с обновленным запасом эмоциональных впечатлений. Тогда зафиксированная в кадре жизнь с введением музыкального ряда преображается дополнительной глубиной, меняющей иногда смысл кадра.

Музыка способна вносить в отразившийся на экране жизненный материал особо интимную лирическую интонацию автора. Необходимость такого музыкального авторского откровения может быть важной дополнительной составляющей его восприятия мира, запечатленного на экране. Скажем, в биографической картине «Зеркало» музыка используется как частица духовного мира ее лирического героя, так как именно музыка была важным компонентом формирования его личности. Музыка может способствовать также необходимой автору трансформации зрительского восприятия сцены. Благодаря музыке визуальное изображение может становиться тяжелее или легче, прозрачнее, тоньше или, напротив, грубее. Используя ту или иную музыку, автор направляет чувства зрителя в нужном ему направлении, расширяя границы его восприятия данного предмета. Музыка не меняет смысл рассматриваемого предмета, но этот предмет, как таковой, получает дополнительную краску. Зритель воспринимает его в контексте новой целостности, куда органической частью входит музыка.

Суркова. Вы хотите сказать, что музыка обогащает образ, делая его более емким и многогранным?..

Тарковский. Да. Восприятие образа обогащается новой краской…

Суркова. Новым дополнительным измерением?

Тарковский. Нет, это неточно! Музыку можно использовать только тогда, когда она не просто довесок к изображению, но изображаемое изначально замыслено в органической совокупности с музыкой. Мне не нужна музыка для того, чтобы кому-то что-то растолковывать и объяснять. Ни в коем случае! Музыкальная интонация должна менять весь колорит куска до такой степени, что если из него убрать музыку, то впечатление от изображения станет не просто ослабленным, но качественно иным. Музыка не расширяет образ, но углубляет его.

Суркова. Оглядываясь назад, вы всегда удовлетворены конечным результатом использования музыки в ваших фильмах?

Тарковский. Об этом, наверное, легче судить посторонним. Хотя теоретически я считаю, что фильм вообще не нуждается ни в какой музыке, – да только пока я не сделал еще такого фильма. Напротив. В моих картинах музыка звучала всегда важным и полноправным компонентом моего восприятия мира. Во всяком случае, очень надеюсь, что музыка не часто звучала плоской иллюстрацией к изображению. Не воспринималась зрителем той дополнительной эмоциональной аурой, которая навязывается ему, заставляя воспринимать нужную мне интонацию. Музыка для меня – это естественная часть звучащего мира, часть человеческой жизни. Хотя я представляю себе, что можно сделать картину, решенную теоретически последовательно даже безо всякой музыки. Например, ее могут вытеснить из звукового ряда шумы, все более интересно осмысляемые кинематографом.

Может быть, будет целесообразным вовсе отказаться от музыки, чтобы озвучить мир в кинематографе его естественными шумами? Впрочем, что такое «естественные» шумы, если они уже используются в кино профессионалами с определенной целью? Ведь наш окружающий мир, трансформированный кинематографом, и мир, трансформированный музыкой, – это, по сути, два спорящих друг с другом пространства. Иногда взаимоисключающие друг друга. По-настоящему организованный в фильме звучащий мир по сути своей уже музыкален – это и есть настоящая кинематографическая музыка. Впрочем, эта проблема не кажется мне принципиальной в процессе осознания специфики кино.

Суркова. Тем не менее в своих фильмах вы по-разному использовали музыку. А что, если мы вернемся к музыке Овчинникова, написанной им специально для «Андрея Рублева»?

Тарковский. Могу сказать, что, оглядываясь назад, финал картины слышится мне будто отдельным и тяжеловатым. Как говорят актеры, в данном случае композитор излишне «тянет на себя одеяло». Также неудачна «Голгофа». А в остальном музыка мне кажется хорошей.

Суркова. И кажется вам вполне уместной и выразительной для «Рублёва»? Ведь теперь вы говорите о возможности вовсе отказаться от музыки в фильме?