Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Нельзя думать, что искусство создается с помощью этаких искусственных и искусных выдумок и деталей. В кинематографе каждая деталь должна быть органичной и естественной. Так что не стоит окутывать творчество неким флером таинственности. Не нужно играть для Конрада Вейдта на скрипке, чтобы в его глазах отразилось на экране нечто глобально-эмоциональное. Эта мозжуховщина не имеет никакого отношения к кино. Владение профессией в том, чтобы не думать о том, как это сделать. Но осознавать, что ты делаешь. Проблема не в том, как сыграть актеру или как поставить камеру, но проблема в глубине и величии замысла. В желании открыть в мире что-то новое. В этом главная цель, достижению которой, конечно, сопутствует тяжелый и кропотливый труд, от которого в законченном произведении не должно оставаться и следа воспоминания.

Искусство, конечно, искусственно. Оно лишь символизирует истину. Это трюизм. Но нельзя искусственность, идущую от недостаточного умения и отсутствия профессионализма, выдавать за стилистику, когда подчеркнутое преувеличение не результат сущностного постижения образа, но результат преувеличенного старания и желания нравиться. Это признак провинциализма – непременно заметным в роли творца. Зрителю следует обеспечить безветренную погоду и спокойное атмосферное давление, чтобы он мог нормально существовать. Не дуть ему в лицо штормовым ветром. Этого не любят даже собаки и кошки.

Суркова. Не слишком ли вы доверяете зрителю?

Тарковский. Не думаю. Тем более что выражение «слишком доверять» лишено смысла. Зритель – понятие идеальное. И конечно, речь не идет о каждом отдельном человеке, сидящем в зале. Художник рассчитывает только на самый высокий уровень взаимопонимания. Мечтает о нем, рассчитывая на максимум, тогда как сам способен лишь кое-то предложить этому зрителю. Тем не менее не может художник специально

заботиться о том, чтобы «что-то до кого-то дошло». Он должен быть озабочен только тем, чтобы честнее и полнее выразить свой замысел. Что может быть примитивнее этой дурацкой формулировки – «донести мысль»? С которой, однако, сплошь и рядом обращаются к актерам: «надо донести такую-то мысль». И вот бедный актер ее послушно несет «глупому» зрителю.

Чувство меры в актерском исполнении – это не только дело вкуса, но и слуха, не терпящего фальши. В фильме «Жил певчий дрозд» главную роль у Иоселиани играет непрофессиональный актер. Но это нисколько не мешает ему быть совершенно правдивым, существовать на экране безо всяких нажимов полноправной живой жизнью. А жизнь всегда имеет к нам непосредственное отношение, к самой сути того, что нам нужно пережить.

Помню, на похоронах Василия Шукшина была тьма народа. И все скорбели. Но, тем не менее, было видно, кто испытывает настоящее горе, а кто старается соответствовать горестному моменту. Эту разницу сразу различишь в жизни, не правда ли?..

Чтобы актеру быть выразительным, недостаточно быть только понятным, но еще непременно правдивым. А правдивое, увы, не всегда понятно. Когда на экране жизненно правдиво выражается какое-то определенное чувство, то это всегда уникальное переживание, которое нельзя расчленить и объяснить до конца. Нельзя объяснить, почему данный человек испытывает именно это чувство, таинственное и загадочное, необъяснимое до конца. Но, к сожалению, чаще бывает так, что экранный герой и плачет, и страдает на крупном плане, но мы не доверяем его страданиям, в которых нет подлинного переживания, подменяемого холодным притворством.

О музыке и шумах

Суркова. Заканчивая наш разговор о составляющих кинематографического образа, кажется, осталось поговорить только о музыке и шумах…

Тарковский. Ну, что же? Исключим сразу из нашего разговора так называемые «музыкальные фильмы», фильмы-оперетты, фильмы-балеты и столь распространенные ныне «мюзиклы». Это все жанры коммерческого кино, которые мне совершенно неинтересны и не имеют никакого отношения к самой сути кинопоэтики.

Как известно, музыка в кинематографе возникла еще тогда, когда экран оставался немым. Когда таперы сопровождали своей игрой происходившее на молчавшем еще экране, стараясь соответствовать ритму и эмоциональному накалу изображения. Тогда можно было говорить о достаточно механическом и случайном наложении музыки на изображение, помогавшей усилить впечатление от экранного действия. Как это ни странно, но порою кажется, использование музыки в современном фильме мало изменилось. Действие, как бы, подпирается музыкальным сопровождением, чтобы дополнительно проиллюстрировать его тему, усилив эмоциональное звучание.

Суркова. Тогда каковы ваши принципы использования музыки? Как вы организуете музыкальное и шумовое пространство в своих картинах?