Тарзан. Том 5

— Мне кажется, война все же очень сильно отразится на нас,— возразила Кэрри.— Мы уже никогда не станем такими, какими бы стали, не пройдя через весь этот ад. Война состарила нас — мы потеряли бесповоротно часть нашей юности. Джерри мне недавно сказал, что ему всего только двадцать три года. А я думала — ему больше тридцати. Он потерял десять лучших лет своей жизни — просто не прожил их так, как подобает. Может ли он стать таким, каким был бы, проведи он свою молодость в мирной обстановке? Нет, он будет гораздо лучше...

Все примолкли.

Кэрри вновь нарушила затянувшуюся паузу:

— Я считаю,— продолжала она,— что и я буду лучше из-за того чувства, которое Джерри и Тарзан порицают,— из-за ненависти. Я не имею в виду мелкое чувство. Я говорю о святой ненависти, которая возвышает человека. В качестве компенсации за ущерб, который она наносит душе, такая ненависть порождает верность отчизне, товарищам, крепкую дружбу и привязанность.

Все озадаченно обдумывали столь необычный панегирик ненависти.

Джерри вступил в разговор:

— Эта точка зрения нова для меня. Я никогда не рассматривал ненависть с таких позиций. В сущности, люди, которые воюют, особой ненависти ни к кому конкретно не испытывают. Мне кажется, ненависть является прерогативой тех, кто не на фронте.

— Нет,— запротестовала Кэрри.— Отсутствие ненависти — просто героическая поза военных. Причем до тех пор, пока жестокость врага не коснется их непосредственно. Я уверена, что сердце каждого запылает, когда доведется узнать, что японцы отрубают головы безоружным военнопленным. Это уже происходило здесь. Я ручаюсь, что те голландцы, которые воюют в партизанских отрядах, именно тогда и научились ненавидеть. И кроме того, я не считаю себя невоюющей женщиной.

Джерри улыбнулся.

— Простите меня, Кэрри. Это замечание не относилось к вам. Вы с нами, вы — одна из нас, а мы воюем.

Кэрри улыбнулась ему в ответ, успокаиваясь. И в этот миг в ее глазах сияла вовсе не ненависть.

Короткое восклицание Шримпа прервало диспут. Все обернулись и увидели, что Тарзан вынимает жаркое из импровизированной печи.

— Идите сюда,— позвал Шримп.— Мне до смерти хочется попробовать. Аромат прямо-таки небесный...

К общему удивлению горб носорога оказался сочным, нежным и чрезвычайно вкусным.

Пока все ели, пара глаз наблюдала за ними из-за кустов, растущих у края обрыва по другую сторону реки. Спустя некоторое время обладатель этих глаз снова скрылся в лесу.

Ночью дикие собаки дрались над тушами убитых Тарзаном животных. Драка длилась до тех пор, пока появившийся тигр не прогнал их с пиршества. Собаки, образовали ворчащий круг, их глаза мрачно блестели. Они дожидались, пока полосатый хозяин джунглей насытится и удалится.

Каждая война создает новые слова. Вторая мировая не была исключением. Вероятно, наиболее известное слово, порожденное ею,— это «квислинг» — нарицательное имя предателя. Войны придают и ранее существовавшим словам новое значение. «Коллаборационист» раньше не было бранным словом, скорее несло в себе позитивное значение,— «сотрудник». Но после войны положительный смысл этим словом был навсегда утрачен: сомневаюсь, что кому-нибудь захочется называться коллаборационистом.

Коллаборационисты были в каждой стране, где побывали оккупанты. Были они и на Суматре. Таковым был Амат — жалкое создание, низко кланявшееся каждому японскому солдату, заискивавшее перед ним. Это был шакал в обличье человека. Он подъедал остатки со стола самонадеянных оккупантов, награждавших его затрещинами, если он уж слишком путался под ногами.

Когда Амат увидел пятерых белых людей, остановившихся в долине у берега реки, он в возбуждении облизнул свои толстые губы, как бы в ожидании угощения, и поспешил по горной тропе к своей деревне, где был временно расквартирован отряд японских солдат. У него были две причины, чтобы торопиться: он спешил передать информацию врагу и хотел засветло добраться до своего дома, пока его величество полосатый не вышел на свою ночную охоту.

Амат находился еще в паре миль от деревни, когда начали спускаться короткие экваториальные сумерки. Тут и оправдались его худшие опасения — страшная морда хозяина джунглей возникла, словно призрак, прямо перед ним. Тигр не оставил ни малейшего сомнения в своих намерениях — он сразу же ринулся на Амата. Тот отчаянно завизжал и бросился к ближайшему дереву. Со всей доступной ему скоростью он полез по стволу вверх. Тигр прыгнул за ним, но промахнулся. Амат лез все выше, обливаясь холодным потом и задыхаясь. Он замер на самой вершине, дрожа и всхлипывая.

Там мы его и оставим, скорчившегося, умирающего от смертного страха, до самого утра. 

Глава 11

ТАРЗАН ВСТРЕЧАЕТ БОЛЬШИХ ОБЕЗЬЯН

— Черт подери! Ну и страна! — ворчал Шримп, когда они с трудом поднимались по крутой тропинке на рассвете следующего дня.— Это просто черт знает что такое — если не ползешь вниз, в яму, то обязательно карабкаешься вверх по сумасшедшей крутизне.