— Да, — сдалась Разбежки на, — тебя не обманешь. Вика, я беременна, но не знаю, от кого. Вот и хотела установить отцовство, от этого зависит все.
— Так уж и все? — тяжело вздохнула Вика. — Эх, Танюшка, и почему же у тебя все так непросто? Ну не буду тебя дурить: отцовство можно определить и до родов. Есть такая процедура внутри маточного генетического анализа, но она крайне нежелательна для плода. Ты готова ради такой мелочи рискнуть здоровьем будущего ребенка?… Молчи, я наперед знаю, что ты ответишь, — Таня действительно помотала головой, нс желая чем-нибудь навредить малышу, который потихоньку рос в ее животе. — Так что упаси тебя Бог от такой ошибки. И если уж для тебя так важно, кто отец ребенка, придется дождаться родов. Послушай меня, девочка моя: если не хочешь потом всю жизнь мучиться и казниться, если нс хочешь своего малыша обездолить — ничего такого не делай. Ты представь, как он там у тебя внутри, такой маленький, совершенно беззащитный. Ему-то что до того, кто его отец? Он ведь если и может сейчас на кого-то рассчитывать, то только на свою маму.
Таня не сразу смогла ответить. К горлу подступил предательский комок, и она, не выдержав, тяжело разрыдалась.
…Ей, разумеется, было невдомек, что другая ее подруга — Татьяна Баринова — в тот же самый момент озабочена весьма похожими проблемами, только, если так можно выразиться, с противоположным знаком. А именно у Бариновой самым острым образом встал вопрос о том, где взять ребенка, которого нет. Она уже давно и безуспешно пыталась забеременеть, чтобы как можно прочнее привязать к себе любимого мужа — Сергея Никифорова. Но до сих пор, несмотря на все усилия, ее затея не увенчалась успехом.
Поэтому Баринова сделала самую большую глупость, на какую только способна женщина: она принялась распространять слухи о том, что забеременела, и поддерживала эту сладкую иллюзию вот уже около двух месяцев, в то время как ее чрево по-прежнему оставалось пустым и бесплодным.
Чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось у Татьяны на сердце. Она понимала, что рано или поздно обман раскроется, и все рухнет. Сергей просто бросит ее — он и раньше-то не выказывал особых чувств к супруге, а с тех пор, как в его жизни появилась маленькая Надя, он и вовсе не мог думать ни о чем, кроме воссоединения со своей прежней любовью.
На некоторое время Татьянины переживания по поводу несостоявшейся беременности отступили на второй план. Ее матери, Яне, поставили страшный диагноз — рак молочной железы, требовавший немедленной операции. Но вот операция прошла, причем довольно успешно, Яна на глазах поправлялась, и мысли Татьяны вновь оказались заполнены только одной проблемой. Конечно, она знала, что многие женщины в ее ситуации прибегают к экстракорпоральному оплодотворению, но дли достижения успеха мог потребоваться год, а то и больше. Ребенок же ей нужен был сейчас, немедленно. Но вопрос, где его взять, оставался открытым…
Нина Перепелкина снова сидела в кабинете следователя. Борис наливал чай себе и ей.
— Тебе как? — заботливо поинтересовался он, — Покрепче или будем цвет лица беречь?
— Это ж нс чай, одно название, — возмутилась Нина, скептически глянув на содержимое его чашки, — Сердце беречь приходится?
— Ну да, я потому такую спокойную работу и выбрал, чтоб сердце сберечь, — хмыкнул следователь, — А что скажешь на это? — Он торжественно водрузил на стол пирожки и бутерброды, — Налетай, подешевело! Рыбкины постарались, — объяснил он, — Еле-еле от холодца отбился. Вообще, они ничего. Особенно мамаша.
— Пирожки у нее знатные, — с набитым ртом подтвердила Нина. — С виду Рыбкины, конечно, шебутные, орут, ругаются, но если что — грудью встанут на защиту родных и близких.
— Жаль, я не вхожу в число их близких, — вздохнул Костенко. — Скажи, ты ничего подозрительного вчера не заметила?
— А что же может быть подозрительного на поминках? — нс поняла Перепелкина.
— Поскольку ты их всех знаешь не первый день… Значит, могла заметить какие-то странности в поведении друзей Геннадия. К примеру, этот, который на тебя наехал…
— Семен, — кивнула Нина. — Вот он, пожалуй, точно изменился, потому что раньше был просто бездельник и пропойца. Он и Генку моего, земля ему пухом, с пути сбивал: попойки грандиозные устраивал, и почти всегда — за чужой счет. И обязательно с дракой в конце. Только почему-то ему никогда не доставалось. Хитрован.
— А поподробнее? — подался к ней Борис.
— Как-то они сидели, — начала вспоминать Нина, — пиво пили, к ним прицепились какие-то ребята. Сенька раздухарился, давайте, говорит, покажем им, кто здесь самый крутой. Генка мой и другие ломанулись в драку, а умный Сеня — в кусты. Генке тогда челюсть сломали, и он потом еще целый месяц с ментами… Ой… С милиционерами разбирался. А про Сеньку и не вспомнили.
— А выглядит ваш Сенька вполне прилично, — задумчиво сказал Борис.
— Да я сама удивилась: обычно он, ну нс сказать, что бомж, но очень недалеко ушел. А тут такой — одет чисто, даже одеколоном побрызгался.
— А где работает, чем занимается?