Татуировщик

Не глядя на него, я быстро прошёл в прихожую, надел обувь и вышел прочь, в тёмную прохладу.

* * *

Мне не спалось. Хотелось курить. Казалось бы, вот он, ответ! Протяни руку – и он твой! Но в Красную Зону запрещалось проходить. Даже через Башню спуститься туда представлялось невозможным делом. Единственный способ попасть туда – нарушить закон. Но тогда назад пути уже не будет. Я с тоской подумал о моём друге Бейбуте. Его весёлое лицо было словно свежая, чистая вода в океане пыли и грязи вокруг. Наверняка он поделится со мной богатством, смогу взять выходные, пойти в хороший ресторан, увидеть свадьбу моего приятеля, нянчить его детишек, курить махорку каждый день, ходить на танцы с рабочими девицами, влюбляться, вкусно есть, видеть сны… Тысячи вещей мелькали у меня перед глазами, вещей, которые могли бы доставить мне радость. Но так ли это на самом деле?

Родители мои давно умерли. Отец погиб в Цехе № 26, придавленный автоматоном, а матушка скончалась от какой-то лёгочной болезни. Местные эскулапы так и не выяснили от какой. Из настоящих друзей у меня был здесь только Бейбут, любви тоже я не имел – так, мелкие интрижки на ночку-другую. А я ведь так мало всего видел! В отличие от Исследователей, имевших татуировку в виде стрелки, мой удел был нюхать ржавую пыль в цехе. Всегда завидовал им, вольным пташкам, которых посылали в глубь Великой Пустыни, в другие города, даже в Оазис. Где-то раз в год такой счастливчик появлялся тут, будоража умы каждого из нас, рабочих. В такие дни улицы были заполнены зеваками, которые во время перерыва кидались на Исследователя, словно мухи на дерьмо пустынной крысы, и жадно внимали его рассказам. А рассказывали эти легенды много всякого. Там и истории о дальних землях, где людям плевать на татуировки, и о мутантах всяких, и о вымерших от Пустынной Чумы городках… Я мечтательно вздохнул. Поднеся руку к лицу, я принялся с ненавистью разглядывать в полутьме проклятую шестерню на запястье, будто бы пытаясь выжечь её с кожи взглядом.

Наконец, не в силах больше ворочаться и мечтать, я вскочил с койки. Та недовольно заскрипела, будто бы проклиная меня. Пнув её, я пошёл на крохотную кухоньку, спотыкаясь в темноте. Щёлкнув зажигалкой, я поднёс её к бензиновой лампе. Та вспыхнула жёлтым светом, а я, щурясь, принялся шарить в ржавом прохладном ящике, который заменял мне холодильник. Невесть какой, конечно, но продукты здесь лежали на день дольше, чем просто на столе. Достав прохладную банку самодельной браги от местных умельцев, я открыл её и жадно принялся поглощать мерзкое содержимое. К горлу подкатывала тошнота, организм изо всех сил боролся против такого издевательства над собой, но я продолжал пить до тех пор, пока опьянение не ударило по голове, выметая оттуда тяжёлый груз мыслей.

Захмелев, я уснул прямо там, на тесной кухне, растянувшись на ржавом столе…

* * *

Проснулся я от мерзкого звона будильника. Сновидений в этот раз не было – их поглотила пьяная тьма. Голова страшно болела, зрение плыло. Я с трудом отлепил щёку от ржавой столешницы и, пошатываясь, пошёл к орущим часам. «Чёрт! Опоздал!» – подумал я, глядя на осуждающе остановившиеся напротив 7:27 стрелки. Времени приводить себя в порядок уже не было, а поэтому я быстро натянул одежду и бросился в цех.

Запыхавшись, я примчался туда минут за пять. За столом недовольно сидел мастер, что-то выписывая в пыльных бумагах. Когда моя тень упала на него, он отложил в сторону ручку и, осуждающе глядя на меня, покачал головой:

– Ну, молодёжь, нарушаем распорядок?

Мне нечего было ответить, кроме неловких извинений. Он грустно отмахнулся от них:

– Э, бывает! Вычтем немного из твоего жалования. Чтобы больше такого не было! – добавил мастер, грозно хмурясь. Я кивнул и понуро побрёл к пустым стеллажам. Позади раздался оклик: – Молодой человек! Каску!

Я обернулся. Мастер с сочувствием протягивал мне нечто, что должно было быть каской, но было спутано парочкой автоматонов с мячом для игр. Трещины по всей поверхности, огромная дыра сбоку и вырванный с мясом фонарь – вот таким было моё сегодняшнее средство защиты. Ну, сам виноват, чего уж тут. Я взял у мастера каску и направился за инструментом. Нашёл я лишь пустой ржавый ящик с одной сломанной отвёрткой на дне. Вернувшись к мастеру, я сообщил ему об отсутствии нормального чемоданчика. Тот пожал плечами:

– Эх, Милад, Милад! Иди помогай Ломику в уборке сегодня!

Я едва сдержался от того, чтобы смачно выругаться. Проклятый старик хуже любой язвы! Но выбора у меня не было. Тяжело вздохнув, я поплёлся в дальний конец цеха, где у мойки суетливо бегала сгорбленная фигурка.