Те, кого любят боги, умирают молодыми

Дома я промыл рану и перевязал бинтом. Я устроил свою подругу на кровати Матушки, лучшего места в доме было не найти. Игорь, как ни странно, одобрил нашего нового жильца, и Маша проявила к девушке необычайную заботу и всегда была рядом, пока она поправлялась.

На следующий день, идя по просеке к столу, я увидел странную метку на нашем заборе. Большими зелёными буквами там было аккуратно написано “АИД”, как будто по трафарету. В течение дня я заметил такую надпись ещё на нескольких заборах в посёлке. Я не придал этому событию особого значения, ведь, учитывая нашу стремительно растущую популярность, у нас уже могли появиться враги. Игорь, напротив, как-то помрачнел и предположил, что грядут большие перемены.

– Да кому мы нужны? – удивлялся я. – Какие перемены?

Моя победа над собакой скоро стала известна всему посёлку. Люди дивились моей силе и храбрости и предлагали побороться с другими собаками, однажды даже пригнали стаю бродячих собак, одна из которых была бешеная и истекала пеной, но я не стал испытывать судьбу.

Через пару дней после этого случая нас навестили из общества защиты животных, чтобы выяснить подробности и, возможно, привлечь меня к ответственности. Некрасивая девушка с расплывшейся фигурой и маленький бледный лысеющий юноша подошли к нашему столу и представились.

Выглядели они жалко, белые тени по сравнению с нами – смуглыми, жилистыми, с горящими глазами. Я рассмеялся в их вялые лица, показав жемчужный оскал, и сказал:

– Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет. Проваливайте.

Девушка пыталась спорить и стучать пухлым кулачком по столу, но я сам стукнул по нему так, что всё стоящее на столе подлетело на полметра и доска посередине треснула, а гости затрепетали от страха. Больше мы их не видели.

Моя новая подруга, которую Игорь окрестил Эвридикой, так у нас прижилась, что никуда не хотела уезжать. Благодаря ей в моем доме появилась видимость порядка. Правда, листы из Книги Перемен, свисающие с потолка, я запретил ей трогать.

Конец

Как-то на закате июля, когда жара уже спала и листья на деревьях собирались отрываться, летать и устилать дороги, мы с Игорем сидели за столом на перекрёстке, пропитанные осенним настроением. Наступали сумерки лета. Сумрачные были и мы, и редкие постаревшие прохожие, и дикие одинокие собаки, и увядающие цветочки по обочинам дорог. На столе в бутылке из-под шампанского стояла длинная красивая роза, которую принесла Наташа, пока меня не было. Я смотрел на эту розу и вспоминал, как в последний раз видел брата у берёзы под дождём. Мы молчали. Я думал о том, что странным образом всё обречено на завершение, и эта мысль изначально должна омрачать начинание. Хотя Никита с Игорем считали иначе: по их мнению, всё и стоило делать только ради этого самого завершения. А мне так хотелось верить в бесконечность. Несмотря на видимую лёгкость и беззаботность нашего существования, меня не покидала какая-то смутная печаль. Я по привычке искал оправдание своей жизни и не находил его, мне всегда казалось, что всё должно увенчиваться какой-то целью, каким-то свершением, что нужно к чему-то стремиться. А в нашем образе жизни я не видел ничего, кроме одного дня, который мы проживаем, как самый последний и единственный.

Однажды Эвридика подарила мне набор разноцветных трусов. Были там голубые, черные и розовые. Я, конечно, носил их, хотя в розовых чувствовал себя нелепо. И вскоре мне приснился странный сон.

Мне снилось, что я нахожусь в огромном, захламлённом, запущенном доме и на мне надеты только розовые трусы. С моей девушкой мы договорились, что я должен найти в этом доме какую-то вещь, но неясно какую. В поисках я забрёл на второй этаж, обнаружил в одной из комнат старый комод и начал рыться в нем. На комоде стояли чёрный слон и сломанные часы, в ящике валялась куча бумаг и карточек, как в библиотеке, и толстая стопка денег. Присмотревшись, я понял, что деньги эти ненастоящие. Я оставил комод и продолжил поиски в других помещениях. В какой-то момент, не найдя больше ничего, я оказался на улице и встретил девушку и её мать; было заметно, что девушка беременна. Она казалась печальной, мать глядела на меня неодобрительно и с недоверием и вдруг сказала: “Почему он без одежды и в розовых трусах? Он похож на идиота”. Девушка не нашла что ответить и по-прежнему печально смотрела куда-то в сторону. Сгорая от стыда, я стал говорить что-то насчёт того, что пойду ещё поищу, и ушёл, а розовые трусы прожигали мне сердце. Проснувшись, я подумал, что в пустом доме с ненужным хламом я искал самого себя, но сам и был этим домом.

Я рассказал Игорю сон и поделился своими переживаниями о смысле жизни. Подумав, он предложил погадать на книге, которую сам написал от имени Никиты. Я загадал страницу, назвал номер строки, и Игорь прочитал: “…иногда говорят, что вся пьянка только и затевается ради второго дня”.

– А что там дальше написано? – спросил я, недовольный результатами.