Те, кого мы прощаем

- Зачем это? – спросила Крошка. – Здесь метать некуда, стены-то из камня.

Мужик прижал палец ко рту – утихни, мол. Заговорил шепотом:

- Ты хочешь, чтобы стало больно?

- Не хочу, - ответила Крошка тоже шепотом. Мужик в фартуке был какой-то жутковатый, при нем хотелось говорить тихо, а не громко.

- Тогда кричи.

- Кричать, когда будет больно?

- Нет, дуреха, сейчас.

- А… зачем?

Он, кажется, начал терять терпение. Но голоса не поднял, все так же прошептал:

- Слушай. Я не обязан тебя мучить, но ты должна кричать. Владычица велела, чтобы ты кричала. Ясно?

Да, стало чуть яснее.

- Это как в сказке? Она злая и любит детские слезы? Нужно кричать и плакать?

- Да нет же, просто закричи!

- А как?

Он замахнулся кулаком. Крошка взвизгнула.

- Хорошо, но давай дольше.

- Иииииии! – завопила Джи.

- Можешь не так пискляво? Уши вянут.

- Аааааааа!

- Ага, теперь прокричи какое-то слово.

- Какое?

- Ну, хоть: «не надо».

- Хоооть не наааадооо!

- Дура!

- Ааааааа! Не надоооо! Больнооо! Аааааааа!

- Угу, - шепнул мужик. – Так подойдет. Передохни чуток, потом давай снова.

Во время передышки она прислушалась, что творилось у дяди Инжи. Услышать было легко: в отличие от фартучного мужика, Инжи говорил в полный голос.

- Прекратите это, ваше величество! Она ж не виновата! Отпустите, дитя же!..

В ответ раздались холодные слова злюки:

- Я тоже была деткой – по крайней мере, вы меня так звали.

- Да, провинился, я ж не спорю. Но Кроху не мучьте! Чем она заслужила?!

- Сударь, вместе со мною тоже страдала невинная девушка. Я слушала ее крики. Послушайте и вы, разделите мои чувства.

- Сейчас давай, - шепнул мужик Крошке.

Она завопила. В камере Инжи что-то произошло: раздались быстрые шаги, звук удара, звук падения, стон.

Мужик усмехнулся:

- Давай чуть тише, а то он там убьется об лейтенанта.

- Это Инжи упал?!

- Ну, не лейтенант же.

- Дядя Инжи! – Кроха кинулась к двери, но задохнулась, когда мужик поймал ее за шею.

- Так не договаривались. Не беги, а тут сиди. И вопи, будто я тебя пытаю. Ага?..

Мужик отпустил Кроху, она покричала, сколько было дыхания. Умолкла, прислушалась к той камере.

Говорила злюка:

- Вы оказали мне последнюю милость: попросили шейландцев поговорить со мной, чтобы было не так страшно. Вот и я пришла с вами поговорить. Не желаете ли?

- Отпустите Крошку, будьте же…

- Вы звали меня Мирой и деткой. Зовите теперь так же. Меня постоянно предают люди, говорящие: «Ваше величество». Хочу вспомнить, каково быть преданной человеком, который говорит: Мира.

- Святые Праматери! Детка, какою же ты стала…

- Я стала? Возможно, меня сделали такой?.. Эй, что за тишина! Почему не слышу криков!

Мужик кивнул Крохе, она завопила, но не слишком громко – не хотелось кормить бездушную злюку.

В перерыве услышала:

- Так вот, сударь, я желала побеседовать с вами. Знаю одну любопытную тему: прощение. Хороший человек советовал мне научиться прощать. Я потренируюсь на вас, Инжи. Не стану лгать: это сложная задача. Помогите мне, будьте так добры.

- Как помочь?

- Вы учили меня справляться с похмельем, бороться со скукой, очаровывать мужчин, убивать людей… Теперь научите прощать. Скажите что-нибудь такое, что поможет мне простить вас.

- Ваше величество, ну…

- Мира.

- Мира, пойми… Я ж не хотел тебе зла. Просто служил, мне приказали – сделал. Сама же помнишь: я к тебе со всей душою. Но приказ есть приказ, не отвертишься…

- Скучно, - ответила она. – Эй, палач, мне скучно!

Мужик в фартуке кивнул Крохе. Вместо крика она шепотом спросила:

- Ты – палач?

- Ага. Вопи давай!

Она коротко визгнула и вернулась к вопросу:

- Казнишь людей?

- Пытаю, казню.

- Часто?

- Раз в полгода, а то и реже. Здесь тихо, это ж не Фаунтерра.

- А как казнишь? Топором?

Он пожал плечами:

- Как суд решит. Топором, петлей, колесом… Кричи еще.

- Ааааа!..

Она что-то пропустила - когда утихла, снова говорила злюка:

- Не пытайтесь разжалобить, сударь. Не люблю жалких людей, да и вам не к лицу.

- Детка, я ж не о жалости, а о жизни. Мы не выбираем, как жить, какими быть. Сама сказала: нас такими делают. Кругом жестокость, равнодушие, жадность, подлость – вот и мы становимся…

- Что за словечко – «мы»? Вы видели меня подлой, равнодушной, жадной?

- Видел жестокой. Сейчас вижу. Пытаешь ребенка.

- Не волнуйтесь, Инжи: скоро займемся и вами. Скажите, наконец: как мне вас простить? Вы верите, что можно быть подлецом, что жестокий приказ или жестокая жизнь оправдывают злодеяния. Выйдя отсюда, вернетесь на ту же дорожку.

- Клянусь, что…

Палач кивнул Крохе, она покричала.

- Простите, не расслышала, - буркнула злюка.

- Я больше не…

Палач снова кивнул, крик оборвал слова Инжи.

- Снова не уловила, шумно здесь.

- Я изменился, стал другим!

Палач кивнул, Кроха шепнула:

- Подожди, дай послушать!

- Велено кричать.

- Тебе же тоже любопытно. Ну хоть минутку!

Он смирился и навострил уши.

Злюка говорила:

- Сударь, скажите еще, что изменились благодаря мне. Соврите что-нибудь о том, как горько раскаялись, как извелись упреками совести, все осознали, все переосмыслили. Молили богов дать вам второй шанс – и тут явилась Крошка Джи. Почти как я, только мельче и трогательней. Не это ли доказательство вашей перемены?