К ужину Глэдис подогрела консервированное фруктовое ассорти и залила им сухие макароны. Поразительно, как в её голове складываются эти «рецепты». Самым рискованным, пожалуй, было сожжённое до углей филе индейки, украшенное взбитыми сливками и вишнями. Ему тогда пришлось на время отключить плиту и перекрыть газ, чтоб она больше ничего не спалила. Прежде чем попасть в салат, рыба, спрятанная в кладовой, дней десять лежала без холодильника, и уже никакие приправы не могли скрыть этого ужасающего запаха. Плесневые овощи запекались в рагу со стаканом соли. Тед всё реже обедал дома.
Мать часто не в себе, и уже двенадцать лет, как он получил опеку над ней. Глэдис не вредила никому, просто «странно себя вела», как говорили соседи, поэтому принимала лекарства и периодически наблюдалась у специалистов. Она весь день смотрела телевизор, готовила вкусные обеды и ужины, умела печь замечательные сладкие пироги, но изредка у неё будто бы перегорал в мозгах какой-то предохранитель, и Глэдис становилась невыносимой.
Тед закрыл за собой дверь. Он держал комнату запертой на два замка, чтобы она не наводила там «чистоту и красоту». Тут было тихо. Звукоизоляция была первым, что он поменял в своей жизни, когда стал сам зарабатывать.
Светлые стены безуспешно притворялись просторными. Узкое помещение, напротив двери высокое окно, налево кровать, направо в углу комод с вещами, стол с ноутбуком, несколько полок с книгами и бумагами. На стены он давно приклеивал постеры с героями детективных сериалов, которые обожал с детства, стикеры с заметками и мыслями «не забыть!».
На стене турник, под стулом две гантели. Тед держал себя в неплохой физической форме, был стройным и подтянутым. Хотя Глэдис постоянно высмеивала его за недостаточную фактурность. Она считала, что без мускулатуры гориллы сделать в полиции карьеру невозможно.
Умный дом подключен в суточном режиме, но программа подвисала, обновление давно надо купить, но на новую подписку пока не было лишних денег. Видеонаблюдение «для безопасности граждан», управление техникой, контроль покупок в сети, доставка продуктов, вызов врача или полиции, цифровое телевидение, доступ в интернет – всё это давно осуществляла программа Умного дома. Этой международной разработке уже много лет, а они всё равно что-то, да придумывают, добавляют и постоянно апгрейдят. Хочешь, не хочешь, а платишь.
Нужно было успокоиться и сосредоточиться. Рэдмаунт глубоко вдохнул и положил в рот леденец. На небольшую подставку из мрамора он поставил и поджёг ароматную палочку. Тед распахнул рамы, чтобы первые минуты тления угольной основы ушли на воздух, и тонкий аромат сандала раскрылся полнее. Тед качнул метроном на комоде и вытянулся поверх плотного покрывала не раздеваясь. Равномерные щелчки, глубокое и медленное дыхание останавливали лихорадочный поток переживаний, успокаивая чехарду мыслей.
Он подумал о Майре, это она дарила ему благовония и привозила разные экзотические сладости, скрашивая неприглядную реальность жизни под одной крышей с сумасшедшей матерью.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи тридцать *** год. Единое государство. Североамериканский Метрополис…
Мисс Майра Розен возвращалась домой с вечеринки, посвящённой её выставке, собиралась проскочить на красный свет, и чуть не сбила на переходе женщину. В панике она выпрыгнула из машины и бросилась к пешеходу, но сразу сообразила: та сильно пьяна, и не поняла, что была на волосок от гибели. Больше всего боясь, что пьянчужка придёт в себя и вызовет полицию, Майра предложила подвезти её до дома. Художница страшилась потерять права, автомобиль или даже получить тюремный срок. Женщина назвалась Глэдис, и, почему-то решив, что подвозит её близкая подруга, начала пространно жаловаться на своего ухажёра.
Оказалось, живёт она в квартале от места происшествия, но дважды показывала не тот дом. Майра придерживала её, когда они поднимались по крашеной лестнице. Глэдис долго не могла попасть ключом в скважину, а Майра настороженно прислушивалась к скрипучим звукам за дверью: «Кошку что ли не покормили?»
В небольшой квартире было душно, окна давно не открывали. Пахло грязным бельём, воняло какими-то прокисшими продуктами. В свете двух ламп бросалась в глаза запущенная обстановка, валяющиеся вещи, липкая лужа в холле на полу.
В изгаженной детской кроватке, стоявшей поперёк гостиной, хныкал, и сипло звал маму чумазый ребёнок лет трёх. Майра застыла, разглядев его. А мальчик увидел новое лицо:
«Ты фея!» – то ли спросил, то ли утвердил он. Глаза его закатились, блеснув белками, и голова бессильно упала на ободранную лохматую подушку.
Глэдис глянула через плечо «подруге»: «Б**дь, ну наконец-то заснул. Пошли, выпьем?». Окаменевшая Майра очнулась и, тихо звякнув серьгами, повернулась к женщине. Это был единственный раз в её жизни, когда она ударила человека.