Те, Кто Живут Давно. Первое дело Рэдмаунта

Тед не чуял под собой ног, не помнил, как вышел на улицу. Закружилась голова. Настолько он был разбит и сломлен, ничего не понимал. За что она так обошлась с ним? Почему бы ей просто не уничтожить его, раздавить или разорвать, зачем заставлять так страдать? А ведь она останется теперь с этим монстром! Тед ощутил, как волна гнева и ревности заставила кровь забурлить. Нет, он должен вернуть её, иначе… Он не закончил мысль, в кармане настойчиво зазвонил смартфон.

– Я говорю с мистером Эдвардом Рэдмаунтом? – казённый безликий голос.

– Да, это я, – хрипло ответил Тед.

– Ваш контакт отмечен в карточке у мисс Розен, она сегодня поступила к нам из отделения скорой помощи, в данный момент находится в интенсивной терапии…

«Нет, только не Майра! Не сейчас! Нет!». Тед почувствовал, как сердце сжалось в ледяной комок и ухнуло куда-то в бездонный колодец. Он стоял с телефоном посреди аллеи, потом сорвался бегом в сторону метро, он должен успеть в госпиталь.

Елена всё это время смотрела на него в окно, и не отошла от стекла, даже когда детектив скрылся из виду. Из спальни тихо вышел Марко, ему стоило больших усилий спокойно выслушать их прощание. Он подошёл к ней сзади и обнял за плечи. Она пахла диким мёдом и полевыми цветами, разогретой на солнце землёй. Оборотень жадно вдыхал её запах, и с тоской думал, что никогда не сможет насытиться этой женщиной, сколько бы времени она ему не дарила. Чувствительность кожи на левой руке почти восстановилась, и он был счастлив снова прикасаться к любимой. Они уедут вместе, но позже, сейчас пока не его время.

– Его подруга в больнице. Помоги.

Не попросила, не приказала, просто поставила перед фактом. И он ничего не сможет возразить. Только стиснуть зубы и сделать.

Уходя, Марко метнул сердитый взгляд в сторону О’Лири. Тот лишь сдержанно улыбнулся уголками губ. Затем помедлив, машинально, почти скучая, он достал из кармана и неаккуратно распечатал новую колоду карт. Елена чуть обернулась к нему от окна. Она знала, как обманчивы эти неловкие жесты длинных нервных пальцев. И сколько самонадеянных новичков купились на них и проиграли всё, с чем сели за стол. Тревор стал медленно перетасовывать карты, и колода с шорохом змеёй перетекала из ладони в ладонь. А вот и фальшивая съёмка с подменой – приём древний, но рабочий.

– Зачем он тебе, Пышка? – тихо спросил Тревор.

– Не знаю, предчувствие какое-то, – её взгляд вернулся к крышам домов и вечному небу.

– В прошлый раз твоё предчувствие закончило на виселице, позволь напомнить!

– Тот мальчик был слишком вспыльчивым. Этот умнее и симпатичнее. Почему-то мне кажется, мы скоро снова встретимся. Я не уверена…

– Андрей играет со смертными, а ты ему потакаешь. Его теория – блажь! – поморщился О’Лири.

– Не приплетай сюда Колычева. Я не оглядываюсь на него, но не прислушиваться не могу.

– Ты хочешь для себя ещё что-то?

– Присматривай за копом, когда снова будешь в городе. И подкидывай иногда деньжат, ему непросто живётся, – Елена оглянулась, не отходя от окна. – Кстати, с тебя кусок. Не финти, я знаю, что ты поднял чаевых за проделку в архиве. Покажи перевод.

Тревор с сожалением вздохнул, но оставил карты, и, подойдя к ней, обнял со спины, он держал перед её глазами смартфон, чтобы она проконтролировала транзакции. О’Лири склонился, чтобы легко поцеловать её макушку и потереться щекой о душистые волосы.

– Не подлизывайся! – она дёрнула плечом. – Джеймсу триста пятьдесят тысяч. Он хотел купить себе ещё участок леса у реки. И Андрею пятьсот, он твоего брата из ямы вызволил, между прочим.

– Так себе достижение! – пробурчал он, уткнувшись в её голову, и пробегая пальцами по экрану. – Теперь ты довольна, Булочка? Я вот не очень что-то, можно сказать в одиночку рисковал здоровьем, а прибыль попилили на всех. Как всегда, впрочем.

– Ты не в накладе, знаю. Не расстраивайся. Я утешу тебя, дорогой!

Елена повернулась к нему и погладила по щеке, глянув снизу вверх. Тревор с упоением ощутил, как его сладко затягивает в смертельный омут этих чёрно-карих глаз. Он прижал её к себе, и, возбуждаясь, стал целовать её лицо, шею и плечи. Какое же это счастье и восторг – снова жить и чувствовать!

Тед стоял в пустом коридоре с редкими дежурными лампами, стена холодила лоб. Он перестал сдерживаться и горько разрыдался. Вот уже три дня врачи не слишком обнадёживали его, отделывались обычными в таких случаях фразами, он не хотел обвинять их в равнодушии. Но как же ему сейчас было плохо!

Через четверть часа он поднялся на лифте на другой этаж, в виде исключения ему разрешили зайти к ней, но просили не волновать, и не будить, если лекарство уже подействовало.