Театр эллинского искусства

На геометрических и раннеархаических изображениях кентавров мы видим нормальных людей с человеческими ногами и приставленной сзади частью лошади, причем неподвижность этой добавочной части выдает некую искусственность[442].

Из-под низкого лба таращатся огромные, круглые, как у Персея, глаза. Но они излучают «каменную смерть»[443]

, тогда как глаз Персея может, но ни в коем случае не должен дать ей осуществиться. Патетическая драма взглядов — мотив для погребального пифоса уместный. Зубы Медузы оскалены, как если бы у нее не было губ. Однако вопреки зверской мине, руки ее висят, как плети. Хитон, спереди свисающий до щиколоток, а сзади обтягивающий лошадиное туловище, рябит мелковолнистыми вертикальными струйками: Медуза — существо земноводное.

Вазописцев до середины VI века до н. э. больше, нежели убийство Медузы, занимало преследование Персея ее бессмертными сестрами — Стено («Сильной») и Эвриалой («Далеко прыгающей»). Ценность этого сюжета — не только драматическая, но и декоративная: фризообразной вереницей бегущих фигур, оставляющих позади обезглавленную, можно охватить, по меньшей мере, весь аверс или реверс вазы.

Непревзойденное остроумие проявил Мастер Несса, расписывая тулово погребальной амфоры под знаменитым изображением Геракла, убивающего Несса (ил. 130, с. 244

). Гениальность его решения не столько в противопоставлении героя Горгонам, сколько в том, что Персея на вазе нет. Волшебный петас скрыл его не только от них, но и от нас (реверс амфоры не был декорирован). Источник драматического напряжения — сами Горгоны. У обезглавленной схлопнулись крылья, из обрубка шеи хлещет кровь. Нелепый комок плоти пытается бежать вслед Стено и Эвриале, мчащихся вправо.

Бесполая человеческая фигура с серповидными крыльями; «коленопреклоненный бег»; огромная круглая голова анфас; сверлящий взор; змеи вместо волос; широко раздвинутые губы, из‐за которых торчат кабаньи клыки и свисает на бороду язык, — этой схемы, созданной воображением Мастера Несса, вазописцы будут придерживаться на протяжении добрых полутораста лет. Исследователи расходятся в мнениях о восприятии архаических изображений Горгон. Испытывали ли эллины визави с Горгоной, глядящей с вазы, священный ужас или хотя бы элементарный страх перед силами доолимпийского космоса? Скорее нет: слишком часто видели они на своих вазах этих чудовищ, чьей главной функцией было, вероятно, отпугивание зла[444]. Не встречался ли эллин в глазах изображенной Горгоны с «зеркальным отражением чудовищного в самом себе»?[445]

Это предположение кажется мне психоаналитической модернизацией. Я думаю, восприятие маски Горгоны, глядящей с вазы, было противоречивым: едва ли отождествляя изображение с изображаемым, человек, однако, мог ощутить легкий укол страха, как нынешние дети, которым хорошо знакомы страшные картинки. Иначе как могла бы Горгона отпугивать зло?

Фронтальность лиц, которой изображенные Горгоны напоминали о «каменной смерти», настигавшей всех, чей взгляд они ловили глазами, — настолько существенная особенность их облика, что почти до конца V века до н. э. не могло быть и речи о боковом ракурсе их голов. Они несут свои округлые лица, как Солнце или Луна вечно кажут нам сияющие круги, не выдавая своей шарообразности. Правильно ли говорить, что Горгона «повернула голову» к нам? В вазописи и на рельефах Персей не голову Медузе отсекает, а лишает ее лица, обезличивает ее. И даже будучи снятой с плеч, в руке или в сумке Персея, ее голова — все тот же плоский лик.

^{Ил. 212. Мастер Горгон. Динос. Ок. 580 г. до н. э. Высота (с подставкой) 93 см. Париж, Лувр. № E 874}

Представление о Персее не было столь устойчивым. В VI веке до н. э. аттическим заказчикам расписных ваз и художникам пришелся по вкусу Персей, вышедший около 580 года из-под руки Мастера Горгон — последователя Мастера Несса. На аверсе луврского диноса, в верхнем регистре, он представил бегство Персея от преследующих его Горгон. Все устремлены вправо (ил. 212).