Театр эллинского искусства

^{Ил. 207. Медея и Пелиады. Рельеф. Римская копия императорского времени с греческого оригинала ок. 420–410 гг. до н. э. Мрамор, выс. 116 см. Берлин, Государственные музеи, Античное собрание. № SK 925}

^{Ил. 208. Мастер Талоса. Кратер. Ок. 400 г. до н. э. Выс. 75 см. Руво, Национальный археологический музей Ятта. № 36933}

Конечно, вазописцам было сподручнее, чем скульпторам, изображать изукрашенные узорами одеяния колхидской волшебницы. На аверсе многофигурного кратера, расписанного в конце V века до н. э. афинским Мастером Талоса, Медея — победительница Талоса, медного человека, которого Гефест подарил критскому царю Миносу, отцу Ариадны (ил. 208).

У него была только одна жила, протянувшаяся от шеи до лодыжек. Эта жила была заткнута медным гвоздем. Охраняя остров, Талос трижды в день обегал его кругом. И в этот раз, увидев подплывающий корабль Арго, он стал бросать в него камнями. Но введенный в обман Медеей, Талос погиб, как говорят некоторые, от волшебного снадобья, которое дала ему Медея и которое ввергло его в безумие[430]

.

Особенности, которыми Медея отличается от других женских персонажей на этой вазе, могли бы, пожалуй, принадлежать персидской возлюбленной Александра — Роксане: полный овал лица, огромные темные глаза, изящный прямой нос, сочный маленький рот, бурно вьющиеся черные волосы, спадающие на плечи и грудь. Наряд Медеи — «восточный», как и на берлинском «Рельефе Пелиад», но в вазописном варианте головной убор и платье изукрашены с такой неуемной щедростью, что понимаешь: в глазах эллинов избыточная забота об украшении одежды была проявлением варварства. И не сразу отдаешь себе отчет в том, что все эти пальметки и розетки, полосы меандра, звездочки и растительные побеги взяты из эллинского репертуара. Сказочная квазивосточная экзотика на этнографическую подлинность не претендует. Взгляд Медеи устремлен на падающего гомункула, которого подхватывают Диоскуры. Кажется, воля волшебницы такова, что гипнотической силы ее взгляда, без зелий, было бы довольно, чтобы опрокинуть медного человека; чаша на ее ладони — не более чем иконографическая примета. Любопытно, что в центре аверса — не Медея, а Талос, чья механистическая фигура изображена мастерски. Продемонстрировать мастерство, заслуживающее одобрения самого Гефеста, — главное оправдание такого композиционного решения. Тем самым смысловой акцент стоит не на самой спасительнице аргонавтов, а на благом последствии ее волшебства. Однако, рассматривая кратер, не останавливаясь на аверсе, понимаешь, что композиция его — кольцевая, охватывающая обе стороны, включая фигуры под ручками. Следуя слева направо, видим богиню победы Нике под правой ручкой кратера; продолжая обход, доходим до Геры, беседующей с Ясоном. За ним — вторая ручка, под которой изображен «Арго». Правее «Арго» кольцо замкнет Медея, с которой мы начали. Выявляется главный смысл программы — соединение судеб Медеи и Ясона на «Арго». Смысловое ядро кольцевой композиции — «Арго» между фигурами Ясона и Медеи. Вот почему Ясон одет так же пестро, как она. В контрпозиции к ним — Нике. Суммируя, вывожу формулу: Арго + (Ясон + Медея) = Победа. Кстати, еще одна Нике, миниатюрная, витает в воздухе на реверсе рядом с Афиной.

^{Ил. 209. Мастер Поликоро. Гидрия. Ок. 400 г. до н. э. Выс. 44 см. Поликоро, Национальный археологический музей Сиритид. № 35269}

Медеей, улетевшей из Коринфа на колеснице, вазописцы заинтересовались около 400 года до н. э., то есть еще при жизни Еврипида, но не в Аттике, а в Великой Греции — на юге Италии. Может быть, в это время там стали повторно ставить аттические драмы? В луканской вазописи апофеоз Медеи, оттеснивший на периферию судьбу детей и Ясона, стал главным Еврипидовым мотивом.