Театр эллинского искусства

Чтобы убедиться, что ни в чем другом Зевс не был столь настойчив, как в желании быть с Ганимедом («Радующим душу»), взгляните на кратер начала V века до н. э. из Лувра, расписанный Берлинским Мастером (ил. 116). В свойственной ему манере, наводящей на предположение о влиянии скульптуры, Мастер поставил Зевса и Ганимеда на орнаментированные островки на противоположных сторонах вазы. Непосредственного взаимодействия межу ними нет, как нет и погони. Мы видим мечту Зевса о Ганимеде, его надежду, что подарки — петушок и обруч (аллегория вечной молодости) с палочкой-погонялочкой — расположат к нему блистающего наготой грациозного отрока. Напряженный профиль Зевса — он в венке, с ухоженной прической и бородой, почти отвесной линией лба и носа, длинным глазом, черная радужка которого смещена к разомкнутому внутреннему уголку, и стиснутыми губами — далеко не столь благодушен, как в сцене на Олимпе, где Ганимед уже принят в семью богов. То, что фигура Зевса представлена, как ни удивительно, в три четверти со спины, вызвано, мне кажется, нежеланием художника демонстрировать слишком грубый признак возбуждения влюбленного владыки. Широко, порывисто шагнув правой ногой, Зевс призывно протянул в черноту фона правую руку, держа левой длинный горизонтальный жезл с маленьким полураспустившимся бутоном на конце. Проследив линию призывной руки Зевса, вы достигнете светловолосой, тоже в венке, головы Ганимеда и, далее, изумительной красоты петушка, смирно сидящего на его поднятой руке, а Зевсов жезл метит в верхнюю точку обруча и в местообитание Ганимедовой души — в диафрагму. Зевс стремится внушить прекраснейшему из смертных ответное чувство, мысленно ласкает его, играет с ним.

Что за этим последует? Между 480 и 470 годами до н. э. некий коринфянин создал терракотовую полихромную статую Зевса, несущего Ганимеда (ил. 117). Похоже, группа служила акротерием некой сокровищницы в олимпийском Зевсовом святилище. Фотографы правильно делают, снимая ее чуть снизу и почти никогда ни в боковых ракурсах, ни сзади. Пока не видишь, как Зевс соотносится с ростом человека, он кажется колоссом. В действительности же высота группы — всего сто десять сантиметров. Впрочем, для глиняных фигур это много.

^{Ил. 117. Зевс, похитивший Ганимеда. 480–470 гг. до н. э. Раскрашенная терракота. Выс. 110 см. Олимпия, Археологический музей. № Т 2}

Нам уже случалось встречаться с терракотовыми изделиями коринфских мастерских. Как в легенде о Бутаде, так и разглядывая голову Афины, находящуюся в том же музее в Олимпии (ил. 92, с. 199) и сделанную немного раньше Зевса с Ганимедом, мы имеем дело с довольно крупными скульптурами, отличающимися чувственной живостью и открытостью к окружающей среде. Это в полной мере относится и к «Зевсу, похищающему Ганимеда».

Шаг похитителя столь стремителен, что, кажется, гиматий, того и гляди, соскользнет с его атлетически сложенного тела. Обнажилась литая грудь, оголилась выше колена нога. Крупные складки ткани наполнены воздухом. Было бы неразумно упрекать скульптора в несоблюдении хиазма ног и рук Зевса. Благодаря этому бог не переходит на бег, который на достигнутой им вершине фронтона выглядел бы суетливо. Одной ногой отталкиваясь от подъема фронтона, а другой переступив высшую точку, Зевс одновременно и шагает, и стоит. Он на пике счастья. Выражение его лица невозможно списать на стандартную «архаическую улыбку». Рядом с лицом Ганимеда, улыбающимся разве что девичьими миндалевидными глазами, лик Зевса прямо-таки сияет. Он не глядит на прижатого к груди Ганимеда — на эту голую куколку, несущую своего петушка и беспечно болтающую в воздухе ногами. Улыбка Зевса обращена внутрь, в блаженное будущее, которое мы уже видели на килике Ольтоса.

^{Ил. 118. Зевс с Герой. Метопа 3 храма Геры (храма E) в Селинунте. 480–460 гг. до н. э. Туф (кроме выполненных из мрамора лица и обнаженных рук Геры), выс. 150 см. Палермо, Региональный археологический музей}

Когда Гера явилась к Зевсу, чтобы его обольстить, усыпить и тем самым дать Посейдону шанс переломить в пользу ахеян битву у кораблей, Зевс, потеряв бдительность под эротическим напором супруги, говорит ей:

Ныне любовью с тобою давай насладимся на ложе,Ибо ни разу любовь ни к богине, ни к женщине смертной,Не покоряла так сильно меня, вокруг сердца разлившись[325].