Театр эллинского искусства

Эта речь вспоминается, когда глядишь на Геру и Зевса на метопе за восточной колоннадой храма Геры в Селинунте (ил. 118). Эта метопа — современница олимпийского терракотового акротерия. Однако концепция селинунтского рельефа гораздо сложнее. Дело в том, что здесь персонажи взаимодействуют, причем то, что нам показано, не сводится только к настоящему моменту. Гомер предоставил скульптору возможность выбрать любой эпизод из прочувствованной истории усыпления Зевса, занявшей большую часть XIV песни «Илиады». Скульптор выбрал самое начало эротического маневра Геры, предложив зрителю самому вспомнить, что произойдет далее.

В фигуре Зевса нет божественной мощи. Он изящен. И еще ни разу мы его не видели (и не увидим впредь) в столь непринужденном состоянии. А в Гере нет ничего властного. Что же мешает мне смотреть на это изображение как на интимную бытовую сценку? Просто то, что каменный рельеф высотой в полтора метра, украшавший храм, не мог быть посвящен сюжету чьей-либо победы над Зевсом? Но ведь хозяйка этого храма — Гера!

^{Ил. 119. Скульптор круга Каламида. Посейдон (?). Ок. 460 г. до н. э. Бронза, выс. 209 см. Афины, Национальный археологический музей. № X 15161}

^{Ил. 120. Статер из Посейдонии. 530–500 гг. до н. э. Серебро, диаметр 3 см. Берлин, Монетный кабинет. № BM18200332}

Допустим, однако, что передо мной лежал бы рисунок этой сценки, и я не знал бы, что она срисована с метопы. Почему бы не решить, что это не Зевс с Герой, а просто какие-то супруги или любовники? В таком предположении я первый и усомнился бы: неужели обыкновенные эллины были столь величавы даже в моменты, предшествовавшие соитию?

В поведении Зевса чувствуется великолепная лень. Нет ни в его теле, ни в жесте ни одной вертикали или горизонтали. Он весь в наклонных линиях. По невыпрямленной левой руке видно, как не хочется ему вставать, и вот, оставаясь на месте, он посылает правую вверх к Гере, как призыв. Во внушенной ему самой Герой уверенности, что она не устоит, обнаженный его торс уже совершил наполовину поворот, который завершится, когда она пройдет спиной ко мне на ложе и усядется правее Зевса.

Гера же, напротив, вся в вертикалях. Гиматий она раскрывает перед Зевсом, словно театральный занавес. Светлое (выполненное из мрамора) левое предплечье богини вместе с поднятой рукой Зевса и падающими вниз складками гиматия образуют молчаливое восклицание. Эта вертикаль, в плоскости изображения разъединяющая супругов, одновременно выражает их согласие. За этой чертой Зевс видит вожделенное тело, которое ему предстоит освободить от хитона. Сладостно круглится под тонкими складочками грудь Геры. За нею — сердце, на биение которого надменное мраморное волоокое лицо не отзывается. В душе Зевса любовь, в душе Геры — расчет.

^{Ил. 121. Мастер Ниобид. Кратер. 460–450 гг. до н. э. Выс. 49 см. Лондон, Британский музей. № 1856,1213.1}

По-прежнему изготовлявшиеся бронзовые статуэтки обнаженного Зевса-воителя изображают его действующим стихийно, то есть так, словно он не способен контролировать свое поведение. Но попробуйте-ка на лице размером с ноготь выразить осмысленную волю Молниевержца!