Театр эллинского искусства

Берлинский Мастер — младший современник Евфрония, — изображая Геракла, хочет еще больше польстить любимцу афинян. Он уменьшает его голову, чтобы фигура героя приобрела величавость. Оттого, что каждый мускул словно прочерчен резцом, а не вырисован кистью, тело Геракла кажется составленным из ладно пригнанных твердых поверхностей. Свобода и энергичность движений героя возрастают благодаря тому, что морда льва откинута, наподобие капюшона, на затылок Геракла. Обнажается безупречная округлость головы, покрытой плотными, короткими, чуть вьющимися волосами, из-под которых высовывается на удивление маленькое ухо. Разомкнув веки у внутреннего уголка Гераклова глаза, Берлинский Мастер придает его взгляду целенаправленность (ил. 141, с. 252; ил. 158).

^{Ил. 160. Дурис. Килик. Ок. 480 г. до н. э. Диаметр 30 см. Ватикан, Григорианский Этрусский музей. № 205336}

У Мастера Брига, известного насмешника, на килике из Капуи, находящемся в Британском музее, цивилизованный Геракл оказывается героем анекдота. Надвинув на голову львиную шкуру и гневно сверкая глазом, благородный герой спешит стремительным шагом на выручку бессовестной своей гонительнице Гере, которая, утратив божественное достоинство, ретируется, видя, что хлипкий ее спутник Гермес не находит ничего лучшего, как вступить в словесные прения с четырьмя могучими лысыми сатирами, перевозбудившимися при виде Зевсовой супруги (ил. 159

). Противопоставление грандиозных фаллосов насильников крохотному членику витии-Гермеса, сравнение их конских хвостов с львиным хвостом, вьющимся за Гераклом, и, в особенности, его полосатые рейтузы, какие носили афинские блюстители порядка из скифских наемников, — должно быть, это вызывало у симпосиастов приступы гомерического хохота.

Дурис позабавил симпосиастов, изобразив на дне (!) килика плавание Геракла из Северной Африки в Испанию за яблоками Гесперид в гигантском скифосе, данном ему напрокат Гелиосом (ил. 160)[357]. Скифосу придан вид диноса, в котором герою приходится стоять на коленях. Диносы, вообще-то, устанавливали на подставке, но здесь опоры нет. Потеряв под ногами почву, красавец Геракл глядит из пасти Немейского льва безумно вытаращенным глазом, судорожно сжав в руках палицу и лук, а за бортом резвятся в волнах два осьминожка, прелестных, как букетики в крошечных вазах, и пара рыбок.

^{Ил. 161. Геракл и Керинейская лань. Метопа 19 Сокровищницы афинян в Дельфах. Ок. 500 г. до н. э. Мрамор, выс. 67 см. Дельфы, Археологический музей. № 74}

В юмористическом взгляде некоторых афинских вазописцев первой четверти V века до н. э. на приключения Геракла проявились не только его общенародная популярность и доступность художественному воображению. После свержения в Афинах тирании в 510 году до н. э. культ Геракла, поддерживавшийся Писистратом и Гиппием, утратил официальный государственный характер. В скульптурном убранстве храмов у Геракла, древнего любимца аристократии, появился соперник — выдвинутый полисной демократией Тесей. На мраморных метопах сокровищницы, построенной афинянами в Дельфах около 500 года до н. э., Геракл разделил почести поровну с Тесеем, однако ему, судя по всему, была отдана северная сторона фриза. Кто же мог увидеть Геракла со Священной дороги, к которой здание было обращено противоположной стороной, где вершил свои деяния Тесей?

На одной метопе Геракл настиг Керинейскую лань (ил. 161). В пылу погони он сбросил одежду, оставив на себе только львиную шкуру, эффектно повязанную на груди узлом с когтистыми лапами. Навалившись коленом на крестец лани, он (насколько можно судить по сохранившемуся фрагменту) ухватил левой рукой ее рог и, развернув к нам бугристую твердь могучего своего торса, ликующе взмахнул правой рукой — вероятно, с уже отломанным другим рогом. В очень высоком рельефе рога лани были, конечно, отделены от фона и не могли быть мраморными. Уж не из золота ли были они выкованы в знак щедрости афинян? По жизнерадостному округлому лицу Геракла с широко расставленными огромными выпуклыми глазами, прямым коротким носом и маленьким улыбающимся ртом не догадаешься, каких неимоверных усилий стоило ему догнать неутомимую златорогую и меднокопытную лань Артемиды. Впрочем, разглядывая метопы в Дельфийском музее, где они выставлены на высоте наших глаз, не будем забывать, что в древности их нижний край находился на высоте семи метров. Даже зайдя с северной стороны, практически невозможно было оценить очарование Геракловой физиономии. Как и в случае с рельефами сокровищницы сифносцев, невольно задумаешься, чье восприятие адекватнее — древних эллинов или посетителей музея?