Театр эллинского искусства

Эта последовательность не совпадает с движением паломников к храму Зевса. Они шли, огибая его от северо-западного угла к северо-восточному[360], и первым для них был бы сюжет с Немейским львом. На этой метопе Геракл юн, безус и безбород, тогда как на остальных — зрелый муж с бородой и усами. Не будем, однако, забывать, что метопы, нижний край которых находился на высоте двенадцати метров, были заслонены колоннадой и антаблементом перистиля. Видеть их можно было, только пройдя между колонн к целле, то есть в очень остром ракурсе и всегда в тени. Павсания маршрут паломников не интересовал, потому что им самим не было дела до горельефов, которыми теперь любуются посетители музея в Олимпии. Кому же адресовали олимпийские жрецы этот скульптурный цикл? Я думаю, Зевсу. Ему предлагали они денно и нощно радоваться подвигам возлюбленного сына, учредителя Олимпийских игр. Каноническое число подвигов — двенадцать — впервые было установлено программой этого цикла, хотя состав их не обязательно был именно таким, как здесь[361].

^{Ил. 164. Геракл и Атлант. Ок. 460 г. до н. э. Мрамор, выс. 160 см. Олимпия, Археологический музей}

Если бы хризоэлефантинный Фидиев Зевс мог пронизывать взором камень, он видел бы прямо перед собой на восточной стене целлы триглиф между двумя метопами: на одной Геракл расправляется с Герионом, на другой держит на себе «тяготу неба». Среди двенадцати метоп храма последняя — прекраснейшая (ил. 164). Геракл здесь не действует: заменив Атланта, он стал опорой небосвода, как колонна, на которую опирается вселенский архитрав. Космический подвиг Геракла внушал Зевсу уверенность, что есть на свете герой, на которого можно положиться, будь само мироздание поколеблено. Усилие Геракла поддержано вертикальными фигурами Афины и Атланта, благодаря чему эта метопа, единственная из двенадцати, похожа на широкий триглиф. Оба свидетеля Гераклова подвига по-своему участвуют в преодолении тяжести: Атлант выставил предплечья с раскрытыми ладонями, как полку с лежащими на ней яблоками Гесперид, тогда как Афина легким движением руки изобразила консоль, поддерживающую небо.

Небо здесь — перемычка над метопой. Сходство Геракла с колонной подчеркнуто тем, что между его загривком и этим небом, как абака между капителью и архитравом, вставлена подушка. Это намек на то, что Атлант, думая перехитрить Геракла, сам оказался в дураках:

Атлант, срезав у Гесперид три яблока, пришел к Гераклу и, не желая принять обратно на свои плечи небесный свод, сказал, что он сам хочет отнести яблоки Эврисфею [так. — А. С.], и попросил Геракла подержать небесный свод вместо него. Геракл согласился на это, но сумел с помощью хитрой уловки вновь переложить его на плечи Атланта. Прометей дал ему совет, чтобы он предложил Атланту на время принять на свои плечи свод небес, пока он сделает себе подушку на голове. Выслушав это, Атлант положил яблоки на землю и принял на свои плечи небесный свод. Так Гераклу удалось взять яблоки и уйти[362].

Вместе с тем мягкая масса над головой Геракла сама может казаться если не небосводом, то хотя бы облаком.

Геракл изображен в профиль, потому что боковым ракурсом легче, чем фронтальным, передать его напряжение. К такому решению скульптор мог прийти как самостоятельно, так и под впечатлением от колоссальных атлантов храма Зевса в Агригенте (почему бы ему не побывать на Сицилии?), приставленных спиной к стене между колоннами, так что увидеть их сбоку было невозможно. Геракл немного отшатнулся, рискуя потерять равновесие из‐за того, что не может сдвинуть подушку правее, не нагнув голову еще круче, — но подбородок уже уперся в грудь. Отклонение от вертикали опять-таки сближает его фигуру с колонной, которая, кажется, могла бы упасть без поддержки Афины. Трактовка фигуры, как колонны, нуждающейся в подпорке, знакома нам по афинскому рельефу «Задумчивая Афина» (ил. 100, с. 203), созданному одновременно с олимпийскими метопами.

^{Ил. 165. Мастер Ниобид. Кратер из Орвьето. Ок. 460–450 гг. до н. э. Реверс. Выс. 54 см. Париж, Лувр. № G 341}