Театр тающих теней. Под знаком волка

И совершенно невозможно себе представить, что будет, если Его Величество, Церковь и Инквизиция узнают, что этот «кто-то» не простой горожанин, а ближайший придворный, стоящий на первой ступени справа от королевского балдахина.

Но, оказывается, мало страшную тайну знать! Важнее точно просчитывать, что выгоднее: со всеми потрохами тайного иудея сдать и тогда заново выведывать тайны того, кто станет на его место, или его тайну надежно хранить, за нее, как поводья дергать, удерживая Второго Первого в нужном положении.

Ее обожаемая Герцогиня не спешит исполнять свой священный долг и доносить на Второго Первого. Своя интрига важнее. Правильно выстроенная интрига!

И вскоре на церемониях пробуждения Его Величества и на иных королевских церемониях всё чаще звучат упоминания о Марии Анне-старшей — любимой сестре короля, которая «так хотела еще теснее породнить два королевских двора», а с ее «столь преждевременной смертью Священная Римская империя только дальше от нас»… И что «юные жены всегда рожают здоровых сыновей»…

Еще через несколько долгих недель Его Величество, поднявшись с кровати без очередной фаворитки и оправившись в удерживаемый в дрожащих руках Главного Горшкового ночной горшок, торжественно произносит:

— Единственно возможное решение мною найдено!

Долгая-долгая, сверхдолгая тишина.

— Я женюсь!

Томительное ожидание. Король — любитель эффектных пауз. «У актрисулек своих его величество насмотрелся!» — обычно комментирует такие случаи ее обожаемая Герцогиня. Уже после в своих покоях комментирует.

Пауза всё длится. Стоят все с раскрытыми ртами. У всего двора разом в горле пересохло.

— Я женюсь на Марианне Австрийской. Дочери моей покойной сестры и императора Священной Римской империи Фердинанда.

И все, кто последние годы каждое утро начинал с высмеивания Фердинанда, так и остаются стоять в остолбенении.

А ее обожаемая Герцогиня начинает под фижмами пританцовывать.

Получилось!

У нее всё получилось!

Девка-огонь

Савва Севастополь. 1919 год. Декабрь

Один.

На продуваемой холодными морскими ветрами улице. В чужом городе. Где его может увидеть Николай Константиниди, готовый его еще раз убить.

Раздетый, в дряхлом армяке. Зимой. Когда влажный ветер с моря пронизывает до костей. Без вещей. Без документов. Без денег. Без ничего. С одним своим рисунком в руках.

И куда теперь податься?

В имение нельзя — одним своим появлением он может подставить Анну и девочек, особенно теперь, когда он не только избежавший расстрела прислужник красных, но и фальшивомонетчик, подделывавший деньги и документы деникинского правительства.

В имение нельзя, а больше некуда. Воровскую малину накрыли легавые. Других знакомых в этом городе у него нет. Идти некуда. Замерзнуть на улице — не лучший конец жизни.

Замерзнуть на улице ему нельзя. Он столько еще должен сделать в жизни. У него большие планы в науке, да и во многом другом. И бабочку Iphiclides Podalirius он еще не поймал. И цикл его с театром тающих теней прежней жизни никто не увидит, если он теперь не спасет финальный рисунок, который держит сейчас в руке.

Замерзнуть ему нельзя. Значит, нужно подойти к возникшей проблеме рационально, как к математической задаче. И ее решить.

Денег, которые дали бы возможность временно арендовать кров и купить одежду, у него нет. Даже тех фальшивых денег, которые он сам рисовал и которые последних полтора месяца его жизни пухлыми пачками валялись вокруг него повсюду, нет. «Других денег» тем более. Синего драпового пальто, в котором могли бы, как весной в Ялте, оказаться спрятанные драгоценности, тоже нет.

И документов нет. Точно скопировав бланки, он так и не удосужился выбрать себе новое имя и выписать на это имя документ, который можно было бы предъявить, останови его теперь патруль. Следовательно, попасться на глаза военному патрулю ему тоже нельзя.

И что при таких исходных данных делать?

Кого он знает в этом городе?

Константиниди? Но тот убьет сразу же.

Лёньку Серого? Серый, конечно, вор и разбойник, но в данном конкретном случае куда достойнее «честного офицера». Но офицер Константиниди на свободе, а честный фраер Лёнька Серый, скорее всего, в тюрьме. Даже если выберется, как выбрался из расстрельного подвала в Балаклаве, будет это не сегодня. Пока выберется, Савва успеет замерзнуть насмерть, а если и не насмерть, то достаточно, чтобы неизлечимо заболеть, что в его планы тоже не входит.

Переждать где-то парочку часов и вернуться на хату, где малина. Даже с разбитым окном там теплее, чем на улице, и окно можно подушкой заложить. Но что, если легавые оставили там засаду? Проверят в тюрьме, что никто из бандитов не способен и три прямые линии нарисовать, и усилят поиски главного фальшивомонетчика, который всё рисовал, и найдут его. Значит, возвращаться в малину тоже нельзя.

А что можно?

Можно работать головой. Искать варианты, пока он еще не промерз до костей и способен думать, хотя стадия «до костей» явно приближается, а значит, думать нужно как можно быстрее.