— Опасно! — кричит Йон. — Я один лучше!
— Там Анетта!
Она оставила дочку!
Она оставила дочку там, где теперь пожар и развалины.
Она сама оставила дочку!
— Могут быть еще взрывы!
— Там Анетта!
Про мужа не сразу вспоминает, что муж тоже там. И другие художники. И дочка Ван дер Пула.
Анетта! Там Анетта!
Не может поцелуй с Йонасом второй раз стоить ей ребенка!
Господи! Прости и помилуй меня, грешную! Накажи меня за помыслы мои греховные! Накажи меня, не дочку! Господи!
Бегут.
Чем ближе к месту, откуда она четверть часа назад ушла, тем жарче. И страшнее. Огонь полыхает!
Заслонив всё небо, полыхает огонь. Если бы она не была так напугана, она бы заметила небо цвета охры, и черные всполохи, и оранжево-серые языки пламени.
Но она бежит. Молится на бегу и бежит. И ничего не видит. Или ей только кажется, что не видит?
— Господи, меня накажи! Меня! Не дочь!
Люди бегут со всех сторон: из-за реки, из города. На мосту уже толчея, не пробиться.
— Где пожар? Что горит?
— Склады?
— Пороховые склады горят?
— На складах взрыв. Горит всё вокруг!
— Помилуй господи! Там же люди!
Камни и балки летят во все стороны, успевай уворачиваться.
Чем ближе к мастерским, тем страшнее. И опаснее. И жарче.
— Нельзя дальше.
Йон с силой дергает ее за руку. Только что помогал бежать, не отпуская ее руку, тянул за собой. Теперь остановился, не пускает дальше.
— Дальше нельзя! Дальше склады! Могут быть еще взрывы.
— Анетта там!
С силой вырывает руку. И бежит дальше. По дыханию сзади понимает, что Йон бежит за ней.
Сердце вырывается, через горло вот-вот выскочит. От горящих вокруг развалин всё жарче. Сбрасывает кофту. Кломпы сбросила еще на мосту — без них быстрее бежать. Босиком, в одной рубахе с выпрыгивающими от бега наружу грудями бежит.
Если ей так жарко, то как там ее девочка?! Как ее девочка в том пекле?!
Господи, помилуй и прости!
Никогда! Ты слышишь, Господи! Никогда больше и не подумаю!
Помилуй, Господи! Только помилуй и сохрани мою девочку!
— Девочку не видели? Девочку. Рыжую, маленькую. Пять лет. В красной кофточке?
У кого спрашивает, сама не знает. Выползающие из-под развалин едва живые люди оглушены, не видят, не слышат. Им помощь нужна. Им помогут. Со стороны деревень уже потянулись повозки. Крестьяне бросили работу и спешат к месту взрыва.
Несчастным помогут. И она сама им поможет. Только после того, как найдет свою девочку.
Уставившись неизвестно куда совершенно пустым взглядом, навстречу идет человек. С рукой, висящей на куске кожи выше локтя. Он отдельно, рука отдельно. И только кусок кровавой опаленной кожи их еще держит вместе.
Из-под завалов выползают люди, больше похожие на призраков. Пробитые головы. Сумасшедшие, невидящие глаза. Обгорелые лица.
— Эгберт!!!
Агата кричит пронзительно.
Ван дер Пул, тот самый, чья мастерская в соседней зале и чья дочка Марта заигралась с кошкой, когда Агата менее получаса назад уходила отсюда.
— Эгберт! Где Анетта?! Анетта! Моя дочка где?! Ее Фабрициус писал. Где она?! Где Фабрициус?
Про мужа забывает спросить. Ханс оставался в своей мастерской, дальше от Анетты, чем Фабрициус. Сейчас важнее найти Фабрициуса. Потом Ханса.
— Эгберт!
— Не слышит! — кричит догнавший ее Йон. — Контузия. При взрывах бывает! Не слышит. Самим надо искать.
Теперь уже Эгберт ухватил ее за подол юбки и не пускает. Одними губами шепчет имя своей дочери:
— Марта…
Встать он не может, нога — сплошная кровавая рана, кость торчит наружу.
— Да, Эгберт, да. — Йонас вырывает подол ее юбки из рук Ван дер Пула. — Пусти! И Марту, твою Марту, будем искать.
Ноги у нее уже сбиты в кровь. В порезах от осколков камней и балок. В ожогах от горящих углей, по которым приходится бежать.
— Левее! Давай левее! Мастерские там. Были!.. — кричит Йон.
И они бегут в огненно-кровавое месиво, оставшееся на месте лучших Новых мастерских лучших художников Гильдии Святого Луки.
— Анетта! Доченька!!! Анетта!!!
Кричит истошно, в надежде, что девочку кто-то укрыл, спрятал и она услышит мать.
— Разбирать завалы надо!
Йон из-под обломков вытаскивает котенка, с которым играла Марта. Дочка Эгберта. Мертвого котенка.
— Разбирать завалы надо! Под завалами могут быть живые! Крестьян с телегами звать.
Йон бежит и останавливает первую приехавшую со стороны деревни телегу. Поворачивает ее к завалу.
Испугавшаяся огня и падающих обломков лошадь пятится назад, не хочет идти. Крестьянин хлещет лошадь кнутом, та только встает на дыбы.
Йон отбирает у мужика поводья и с неведомо откуда взявшейся силой тянет лошадь к завалу.
— Веревки нужны. Самые толстые. И лошади еще. Балку оттащить.
Йон командует крестьянскими мужиками и прибежавшими на помощь горожанами.
— Балки. Растаскивать балки.
Ее девочка под балками?!
— Анетта! Нетта! Ана! Ана!
В этом огненном аду Агата обежала уже вокруг бывших мастерских.
Люди выползают из-под обломков.
Люди лежат под ними.
Люди зовут на помощь. Или и звать уже не могут.
Руки, ноги, головы. Целые. Оторванные. Разбитые. Раздробленные. Опаленные.
Она поможет им. Поможет. Только дочку найдет и поможет.
— Ана!!!