Театр тающих теней. Под знаком волка

Сколько оно в таком холоде будет сохнуть, одному богу известно. Может, завтра, когда ей придется растопить камин в большой комнате, потратив на это все оставшиеся поленья, и выстиранные вещи высохнут быстрее. Но до завтра еще нужно всё выстирать. Иначе нечем будет перестилать постель больного, и у Йона чистых штанишек не останется.

А как стирать, если от холода не гнутся пальцы. И осталось всего несколько свечей, которым не под силу осветить даже небольшую мастерскую в мансарде. Спать хочется так, что нет сил. Нет сил как хочется спать.

Но спать сегодня ей не придется. Только бы хватило свечей. Только бы не плакали во сне дети и больной не кричал от боли. Селедку придется оставить до завтра. В таком холоде с ней ничего не сделается.

Только бы руки не коченели. Только бы… Только бы… Только…

Щегол голодный кричит. Не успокоится. Крошек для него нет. Кормить нечем. Щегол кричит.

Агата подходит к жердочке. Долго возится с цепочкой, в темноте не видно. Чертыхается. Почти отрывает кольцо. Берет щегла и несет к двери. Раскрывает дверь и выбрасывает на улицу птицу. И захлопывает дверь.

Крыло его уже зажило, летать может. Так он хоть в чужое окно залетит, там его накормят. И согреют. В этом доме он от голода подохнет. И от холода.

Только бы руки не мерзли.

Только бы успеть.

Полдень

— Семь гульденов — хорошая цена, госпожа Агата. Ваш муж должен это понимать.

— Конечно, Господин Секретарь. Он всё понимает. Но кожевники славятся своей щедростью. Мне приходится просить вас, о чем сам муж не попросил бы. Просить прибавить еще немного… понимая положение раненого во время взрыва художника.

Секретарь Гильдии кожевников смотрит на пейзаж Делфта в осеннем свете.

В большой комнате натоплено. Последние оставшиеся соседские поленья пошли в огонь. Агата придвинула стол и кресло ближе к камину. Чтобы покупатель не понял, как выстужена остальная часть дома. Чтобы решил, что у них всё в порядке. Всё в порядке у них. И большой художник, почтенный член Гильдии Святого Луки господин Ван Хогсволс просто снисходит до главного кожевника, продавая ему свою картину. Просто снисходит.

— Это не то, о чем мы с господином Хансом договаривались.

— Не то, Господин Секретарь. Та картина погибла во время взрыва в октябре. Как и большая часть картин мужа. Теперь ему приходится писать, невзирая на боль.

— Почему господин Ханс сам не хочет со мной говорить?

Важный кожевник недоволен. Торги приходится вести с женщиной, где это видано!

— Он не может ходить… Ноги не слушаются.

— Могу и я к нему зайти.

Агата быстро-быстро машет головой.

— Не надо, Господин Секретарь! Пугать людей муж не хочет. Издали посмотреть можете, я дверь открою, а вблизи не надо…

Подходит к двери, ведущей в другую комнату, где на встроенной в стену кровати — bedsteden — лежит больной. Приоткрывает дверь.

Важный кожевник смотрит недоверчиво. Пугать людей не хочет, а такое важное дело, как торг за картину, женщине отдать хочет? Подходит к приоткрытой двери, заглядывает и отпрядывает от испуга — увидел мумию в постели.

— У Ханса сильный ожог лица. Ни бровей, ни волос не осталось.

Агата запинается и быстро-быстро прикрывает дверь. Только бы больной в другой комнате ничего не услышал. Только бы не услышал! Только бы не подал голос!

— Корки и струпья по всему лицу. Лекарь прописал мази. Без мазей боль нестерпимая.

Важный кожевник молчит.

— Муж не хочет, чтобы почтенные господа его видели в корках и мази…

Кожевник по-прежнему молчит.

— …пока лицо не заживет.

— Чудо, что при таком ожоге он может писать! — удивляется главный кожевник.

— Чудо! — Агата согласно склоняет голову. — Истинное чудо.

Важный кожевник подходит поближе к свету. И к картине.

— Если вы еще немного за картину прибавите, это будет мужу надежной подмогой.

Важный кожевник разглядывает картину. Поворачивает картину к свету то одним, то другим краем.

— И следующие его картины будут всё лучше, Господин Секретарь Гильдии.

Гость откладывает картину в сторону. Возьмет — не возьмет?

— Господину Хансу нужно взрыв писать.

Господи! Всемогущий! Неужто передумал покупать? Даже жарко стало. После стольких дней холода бросило в жар.

— Нужно, Господин Секретарь! Вы совершенно правы! Нужно!

Только бы убедить.

— Муж намерен писать!

— Что господин Ханс по поводу взрыва думает?

Важному кожевнику хочется о важном поговорить. Но с напугавшей его мумией говорить не получится. Приходится говорить с женщиной, что ему не по статусу.

— Происки врага, я так думаю! — Кожевник решительно рубит воздух рукой. — Испанцы пороховые склады подорвали, ясное дело! Как ваш муж считает?

— Уверена, Господин Секретарь Гильдии, муж с вами согласен. Немного поправится после ранений и обязательно вам это подтвердит.

— Хотя я тут слышал и другие разговоры… Про нечестную конкуренцию в Гильдии Святого Луки, — продолжает кожевник.

— Нечестную конкуренцию? — вторит ему Агата.

— Мол, слишком много художников в нашем Делфте развелось. Слишком много предложений. Цены на картины стали падать…

— Цены на картины? — не сразу понимает Агата. И охает. Дошло. — Вы думаете, такое мог сделать кто-то из своих?