Я искоса бросила на него взгляд. Мужчина казался еще более отстраненным, чем был до этого. Словно рассказывал не о себе, а о том, кого знал в прошлом. Он говорил о своей жизни так, будто наблюдал за ней со стороны, а не проживал ее. И если еще несколько минут назад я начала сочувствовать Чарльзу, то позже, глядя на него, поняла – передо мной сидит не художественный руководитель «Кассандры», не отец неказистого, но доброго мальчика Кристофера, не преданный муж, а убийца, поглощенный ненавистью. Демон театра «GRIM». Злой и беспощадный демон.
– Я был дураком, – исправился Чарльз. – Не заметил важной детали. Кристофер познакомился с Эмили в ноябре. Как раз в тот месяц «Кассандра» расцветала. Я должен был догадаться, что эта девушка непростая. Но
Кажется, это случилось через несколько недель после анонимного письма. Я стоял у окна в кабинете, думал о том, зачем Брюс меня шантажирует – я не сомневался, что это он прислал ту гадкую бумажку. Только Рейнолдс знал, кто я такой. И вот я уже хотел продолжить работу, как из-за угла соседнего дома вышли Кристофер и Эмили. Сын юлил перед девушкой, постоянно касался ее, обнимал. Я улыбнулся, глядя на него. Он был так влюблен. От такой картины я расчувствовался и у меня на глазах выступили слезы. Я никогда не видел Кристофера таким счастливым. Даже несмотря на анонимное письмо, он вел себя легко и свободно. Его ничего не беспокоило. Я долго рассматривал сына, а потом переключился на Эмили. Девушка отвечала ему на знаки внимания, смеялась, но что-то в ней было не так. Она шла очень осторожно и время от времени оглядывалась по сторонам, словно пытаясь понять – не следят ли за ней. Но я не придал этой ее странности должного значения. Все мои мысли занимал Брюс. Я ждал ножа в спину от него, а не от особы, вокруг которой бегал мой сын.
Мужчина вдруг засмеялся. Его лицо стало омерзительно.
– Уверен, что и Кристофер поразился, когда узнал, что его ненаглядная Эмили не та, за кого себя выдавала. Она лгала ему, пыталась выведать имя шестнадцатого грабителя. Только позже я понял, что с каждым днем она была все ближе и ближе к разгадке тайны. Она дышала в затылок.
– Дышала вам в затылок? Но как же ваше алиби? Бармен и таксист заверили Эмили, что вы были сильно пьяны в ночь на 8 августа и не могли быть шестнадцатым грабителем. Она поверила в это.
– Сара, сразу видно, что ты не знаешь самых базовых законов жизни. Кто ищет – тот всегда найдет. Но не переживай – раньше я тоже этого не знал. Как и того, что виновный всегда будет наказан. Как бы он ни прятался, суд вынесет ему приговор.
Глаза Чарльза Бейла сверкнули. Я сглотнула слюну и перевела взгляд на циферблат. Часы показывали без пятнадцати минут семь.
– Рано или поздно Эмили бы поняла, кто настоящий преступник. Даже сын не обвел ее вокруг пальца необдуманным поступком. Сдаться полиции вместо отца… Да как он вообще мог!
– Он вас любил, – сказала я. – Жаль, что вы этого так и не поняли. Он хотел спасти вас и театр, который подавал надежды. Он пожертвовал собой ради вашего будущего.
– «Кассандра» стала «GRIM», а я существую.
– Я не об этом. Он хотел, чтобы вы жили, а вы…
– А я умер, – как гиена засмеялся Чарльз. – Неувязочка, правда? И еще…
Мужчина пристально посмотрел на меня, а в его глазах появились языки пламени.
– По официальным данным, я скончался от сердечного приступа. Об этом же написали газетчики. К счастью или нет, но, получив в лапы эту новость, они даже не стали в ней разбираться. Не стали выяснять, что поспособствовало этому сердечному приступу. Они поверили, что бывший актер и руководитель театра просто сдулся. Переработал. Даже про сына не выяснили. Неужели наша жизнь была им так неинтересна? – Чарльз ухмыльнулся, а огонь продолжал разгораться в его зрачках. – При жизни я был мягкосердечным и слишком уж добрым. Сидел тише воды и ниже травы. Вот ни капельки не вру. Сам ангел. Такие, как я, чаще умирают от разрыва сердца, чем от рака. Наверно поэтому ни у кого не возникло вопросов, почему на сорок первом году жизни скончался здоровый мужчина. Ну уж извините, я не суперзвезда. Не Джон Леннон.
Я посмотрела на Чарльза и с грустью отметила, что как бы то ни было, при
«Но почему в театре везде огонь? Если в пожаре погиб сын Чарльза, а не сам Чарльз, почему «GRIM» олицетворяет эту стихию?»
– Сейчас узнаешь, – будто снова прочитав мои мысли, сладким голосом произнес художественный руководитель.
На тот момент я думала, меня уже ничем не удивишь. Но, как оказалось, все, о чем рассказал Бейл до этого, – обыденность. Все самое жуткое поджидало меня в конце.
7