Театр тьмы

– Я долго не видел взаимосвязи между убийствами и театром. Согласитесь, Сара, полное сумасшествие думать, что такие талантливые люди замешаны в страшных преступлениях. Но тогда я еще не знал, что мой давний знакомый – джентльмен в черном – связан с «GRIM». Кровно связан. Но потом… потом я разглядел метки на шеях актеров. Поначалу они скрывались за одеждой, но мода менялась, постановки с костюмами тоже, и вскоре театральные маски стали такими же актерами, как и их обладатели. Они не двигались, не ухмылялись, но при этом не оставалось сомнений, что они – сердце театра.

Джон многозначительно замолчал и посмотрел на меня долгим, пронзительным взглядом. Мое сердце в этот момент глухо стучало под ребрами, грозясь проломить их к чертовой матери. Даже если я не до конца верила старику, внутренний голос подсказывал: «В словах мистера Райли есть смысл». И все же я решила сравнить даты убийств и даты гастролей театра. Я не верила в сверхъестественные силы, о которых упомянул Джон в самом начале разговора, но не исключала возможность, что в «GRIM» работал человек, который избавлялся от представителей прессы, как от заразы. Но зачем?.. И что, если убийцы – вся труппа?

– Прошло уже много времени, но я так и не подобрался к художественному руководителю театра. Сара, не смотрите так и не сомневайтесь. Это он – тот джентльмен в черном пальто, цилиндре и с тростью. Это он – серийный убийца журналисток. Никто, кроме него, не может этого делать. И он – не человек. Не такой, как вы и я.

– Почему вы так уверены, что убийца – художественный руководитель?

– Только его никто и никогда не видел. Актеры, в отличие от наставника, обычные люди. Они меняются: устают, стареют, не высыпаются. Но у них тоже есть миссия, я в этом уверен. Возможно, они приводят жертву к Нему.

Джон замолчал, а потом вдруг сжал кулаки.

– Сара, если вы собираетесь писать про театр еще одну статью, то лучше откажитесь от этой затеи, – на одном дыхании выпалил Джон, пригвоздив меня этим заявлением к стулу. – Иначе вы

будете его следующей жертвой.

– Вот еще! – засмеялась я. – И с чего вы решили, что мне угрожает опасность?

Мне было страшно связываться с театром «GRIM» после всего, что рассказал старик. Я не располагала достаточной информацией, чтобы доказать, что его слова – ложь. Поэтому не отрицала их. Но отказаться от работы в «Таймс», когда я почти осуществила свою мечту? Нет уж. Я слишком долго добивалась этого, чтобы взять и сдаться, когда мечта уже собиралась превратиться в реальность.

– Не знаю, – сказал Джон. – Это просто предчувствие. Театр недавно вернулся с гастролей, но ни в одной из стран никого не убили. Цикличность, понимаете? Раз в одиннадцать лет. Джентльмен не допустит, чтобы все сбилось.

– Бред. Сейчас только апрель. Они могут уехать в любой момент.

– Да, вы правы, но осторожность еще никому не мешала. Забудьте о театре завтра же.

– Ладно, хорошо, мистер Райли, я подумаю над вашими словами, хотя последнее, что вы сказали, самое абсурдное из всего, что я слышала за последний час.

– Сара, я многого не знаю в этой истории, – после минутного молчания сказал Джон. Он сложил руки на груди и откинулся на спинку стула, глядя на меня исподлобья, как на странное существо. – Но если вы не верите мне, то точно поверите одному человеку. Он хорошо знаком с театром и со всем, что творится в его стенах, когда зрительный зал пуст. Мне он ничего не говорит. Я пытаюсь выудить у него информацию на протяжении многих лет, и еще ничего не получилось. Он – последняя надежда. Поговорив с этим человеком, вы многое можете прояснить.

За час разговора с Джоном мой привычный жизненный ритм грозил кануть в Лету, и я не знала, как на это реагировать. Несколько недель назад я всего лишь хотела написать интересную статью о легендарном театре, а сейчас собиралась раскрыть таинственные убийства.

– С кем нужно встретиться?

– В 1997 году один из актеров театра попал в психушку. Его зовут Эндрю Фаррел. Я узнал о нем случайно. Моя жена Лия работала санитаркой в этой больнице, и в один из дней, после рабочей смены, рассказала про нового пациента – двадцатипятилетнего парня с диагнозом «острая шизофрения». Я заинтересовался этим пациентом только потому, что жена сказала: «Раньше он был актером какого-то популярного мужского театра на Пикадилли». А за несколько месяцев до этого произошло четвертое убийство. В России нашли тело журналистки. Кажется, ее звали Марина Сафронова. А еще жена как бы между делом заметила, что новый пациент Бетлема отличается от других шизофреников. «Он будто бы здоров», – говорила Лия задумчиво. По больнице ходили слухи, что за Эндрю неизвестный тип выписал единоразовый чек на крупную сумму. Но дальше стен лечебницы эти россказни не ушли, поэтому актер стал типичным пациентом Бетлема. Никто не знает, сколько за него заплатили. И никто даже мысли не допускает, что до этого он был полностью здоровым человеком. Деньги – самое грязное изобретение человечества. Сколько на них крови – страшно подумать.