Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

В призывах к «орабочению театра» речь идет не о прежнем квалифицированном рабочем 1910-х годов, с хорошим заработком, ведущем определенный образ жизни, знающем себе цену специалисте в своем деле. Этот рабочий в результате двух войн и трех революций практически исчезает, ему на смену приходит деревенский люмпен-пролетариат. Не владея минимальной технической, уж не говоря об инженерной, профессией, использующийся лишь на самых примитивных работах и, соответственно, весьма низкооплачиваемый, он и в городе держится компании земляков, с ними живет, питается и отдыхает и, не усваивая навыки городского образа жизни, остается в прежнем. Именно такой рабочий, не социализированный в городе, не ведающий его культурных традиций, не имеющий привычки проводить досуг, посещая концерты, художественные выставки и театры, – легко подхватывает демагогические ходы и лозунги, объявляет себя гегемоном-«пролетариатом» и ощущает готовность к руководству любой отраслью деятельности.

В выдвинутом лозунге «орабочения театров» за подменой смыслов (речь не о «рабочем», а о люмпене) прочитывается принципиальная тенденция, за последующие десятилетия лишь укрепившаяся в стране: всеобщая депрофессионализация.

Для театра активное вытеснение профессионалов неподготовленными людьми проявляется в том числе в организации художественно-политических советов, в состав которых входят рабочие и служащие. Наравне с творческими сотрудниками театров они решают судьбу спектаклей.

В. Беньямин свидетельствовал: «Влияние рабкоров, их агитация за или против пьесы стали в конце концов так значимы, что некоторые театры уже предпочли сначала удостовериться в их поддержке, прежде чем приступить к репетициям»[532]

. Наслушавшись уверений В. Н. Билль-Белоцерковского, ставшего для немецкого литератора московским Вергилием, Беньямин писал даже, что именно от мнения рабкоров зависит работа театров – выбор пьесы, ее сценическая трактовка и пр. Возможно, Билль-Белоцерковский все же несколько преувеличивал, но роль людей непрофессиональных в театре к середине 1920-х в самом деле становилась чрезмерной.

Предлагался даже конкретный способ овладения театральным делом: давление на театр должно осуществляться через проект кооперации рабочего зрителя. В одном из сентябрьских номеров «Комсомольской правды» О. Литовский рассказывал о проекте некоего товарища Галина: «Зритель <…> становится пайщиком театра, вступительный взнос (2 рубля) и паевой (4 рубля) и рассрочка (5 лет). С пайщика будет причитаться в месяц 55 коп. или 27  1/2 коп. в получку»[533]. Смысл проекта прост: любой, кто может себе позволить отдать эти 27 с половиной копейки в получку, становится «подлинным хозяином театра и участвует в его работе наряду со всеми работниками производства». Вопрос, с такими сложностями решаемый некогда основателями Художественного театра, вопрос не только и не столько материального, сколько морального, этического характера: кто может стать пайщиком создаваемого организма и получить голос при решении важных вопросов его творческой жизни, здесь решается как элементарная арифметическая задачка. Проблема эстетической подготовленности, компетентности не затрагивается вовсе. Важно другое: «Зритель-пайщик давит на репертуар, он выбирает правление, он слушает отчеты, он смещает, он требует. Зритель больше не пассивная фигура в театре»[534].

Проект зрительской экспансии и окончательного захвата сцены реализован не был, но характерно уже и то, что он был выдвинут и обсуждался в печати. Но это – стратегия поведения выбивающихся из общей толщи активистов (будущих «выдвиженцев»). А куда, собственно, идет рядовой массовый рабочий зритель, если его специально не организовывать и не направлять? Какие театры выбирает?

«Итог художественно-революционной работы за 6 лет после революции: МХТ с четырьмя своими студиями, Большой, Малый театры, бывш[ий] Корш – стоят так же крепко, как прежде. Как к ним относится рабочая масса? Справедливость требует признать, что все названные театры наиболее охотно посещаются рабочими. А ведь именно их, – напоминает журналист, – намерены были уничтожить радетели революционной „пролетарской“ культуры»[535]

.

Так выясняются вольные приватные предпочтения «воспитуемого объекта». Зритель безответственно ходил туда, где ему нравилось бывать, – и протестовал против идеологически верных, но неувлекательных тем[536].

Не менее интересна и сложна тема зрителя крестьянского.