Театральные очерки. Том 2 Театральные премьеры и дискуссии

Нам жаль Гамлета, жаль, что так неосторожно он поверил в честность и благородство Лаэрта. Жизнь в Эльсинорском замке должна была научить его большей осмотрительности. И вместе с тем какая прекрасная черта в нем это неутраченное чувство доверия к людям, эта его способность, несмотря ни на что, безраздельно отдаваться своему чувству. В этой черте, с такой полнотой воплощенной в игре Самойлова, сказывается душевная щедрость Гамлета, его человечность, сила его духа.

Среди русских Гамлетов, ведущих свою родословную от Мочалова, как мы видели, были самые разнообразные, в том числе мстительные, грозные, которые приходили в мир «опоясанные бурей», с карающим мечом в руках. Вместе с Самойловым на сцене появился светлый человечный Гамлет, Гамлет милосердный, как хотелось бы его назвать. Он беспощаден в своей борьбе с темными силами мира, и в то же время в нем живет милосердие к тем людям, у которых сохранилась в душе хотя бы искра живого человеческого чувства. «Я должен быть жестоким только для того, чтобы быть добрым», — говорит о себе шекспировский Гамлет. Никому из известных нам Гамлетов не подходят так эти слова, как к самойловскому герою. Он действительно добрый — этот непримиримый враг людской низости, этот неутомимый целитель человеческих недугов, героически принявший на себя почти непосильную миссию восстановить нарушенный нравственный порядок в мире.

4

Образ самойловского Гамлета в Театре имени Маяковского создается не только игрой актера. Он находит своеобразное воплощение во всем строе этого талантливого спектакля.

И здесь прежде всего необходимо отметить его постановочно-декоративную сторону, играющую такую важную роль в раскрытии темы самойловского Гамлета.

Это — один из тех редких случаев в театре, когда декорации с такой исчерпывающей полнотой участвуют в развитии основного конфликта трагедии. В них творческий замысел режиссера Н. Охлопкова и первоклассное мастерство художника В. Рындина слились в органическом единстве и создали замечательный по своей пластической выразительности образ шекспировской эпохи, образ того жестокого века, в котором пришлось жить, действовать и страдать Гамлету.

Во всех статьях и рецензиях, посвященных постановке Н. Охлопкова, много говорилось о движущихся железных воротах, которые составляют постоянную динамическую «рамку» спектакля. И действительно, они играют большую роль в создании всей его атмосферы.

Эти ворота выдвинуты на первый план сцены и в начале представления стоят закрытыми, тускло поблескивая своими массивными коваными гранями. Время от времени они медленно распахиваются, приведенные в движение скрытым механизмом, и снова закрываются, отмечая смену отдельных явлений и картин. Иногда действие спектакля идет перед закрытыми воротами, и тогда в их кованой непроницаемой поверхности неожиданно обнаруживаются потайные двери или слуховые окна. А в сцене «Мышеловки» на воротах поднимаются литые щиты, и они превращаются в своего рода «улей» с маленькими ложами, в которых размещаются король, королева и свита.

Но эти «ворота» в постановке Охлопкова не являются только остроумно найденным приемом, позволяющим производить быструю смену многочисленных картин и явлений шекспировской трагедии. Они выполняют и более серьезное образное назначение в спектакле. Каждый раз, когда они приходят в движение, кажется, что это сама история раскрывает перед нами свои массивные кованые двери и через них мы проникаем в далекое прошлое, каким-то чудесным уэллсовским способом становимся живыми свидетелями трагических событий, разыгравшихся много веков тому назад. В то же время они воспринимаются и как самые реальные ворота в крепостных стенах Эльсинорского замка. От них веет холодом средневековья, еще не отступившего окончательно в прошлое. Мрачные, тяжелые, неумолимые в своем мерном движении, они говорят о веке вражды и междоусобиц, о жизни, полной тревог и опасностей, подстерегающих людей, о духе раздора, царящем в мире.

Ту же тему развивают режиссер и художник во всех декорациях спектакля и в обстановке отдельных картин. Они оперируют крупными, массивными формами, размещая их в пространстве всей сцены, раздвинутой до возможных пределов вширь и ввысь.

Пустынные дворцовые залы с потолком, уходящим под колосники, со стенами, теряющимися в сумраке кулис. Открытая площадка замка на фоне ночного неба и дикого пейзажа с хаотическим нагромождением скал. Высокие сводчатые галереи с лесом колонн. И всюду — железо, как своеобразный декоративный лейтмотив спектакля. Железные ворота, железные решетки различных форм и фактур, опускающиеся сверху во все зеркало сцены, то черно-матовые в строгом чугунном рисунке, то сверкающие, как чешуя, то отливающие темно-стальным блеском.