Театральные очерки. Том 2 Театральные премьеры и дискуссии

Самойловский Гамлет — героичен не по внешним проявлениям темперамента, но по своему душевному строю, по своему серьезному, истовому отношению к жизни как к подвигу. В этом отношении к жизни сказывается не только индивидуальное свойство гамлетовского характера, но и возраст самойловского героя. Гамлет Самойлова — очень молод, он только вчера сошел со студенческой скамьи. В нем нет следа горькой иронии и скепсиса — тех свойств, которыми отдельные трагики наделяли Гамлета и которые бывают присущи людям зрелым, хорошо знакомым с изнанкой жизни. В Гамлете Самойлова тонкий ум, острая наблюдательность прирожденного психолога, врачевателя по призванию сочетаются с юношеской непосредственностью, с непроизвольным максимализмом молодости. Он смотрит на мир, как будто видит его впервые. Жизнь развертывается перед ним во всей своей первоначальной непознанности.

Как в героической натуре в самойловском Гамлете сильна вера в человека, в его разум, в лучшие силы его души. Эта вера движет им по пути подвига, и она же не дает ему чувствовать себя одиноким в его борьбе со злом мира. Он все время ощущает за собой присутствие людей, близких ему по духу. Это о них говорит Гамлет умирая, когда завещает Горацио рассказать миру правду о себе, чтобы перед современниками и потомством защитить от клеветы свое «раненое имя». Прекрасны у Шекспира эти слова, в которых Гамлет с таким доверием отдает себя на посмертный суд человечества. И как близки они самойловскому Гамлету, как гармонируют со всем его светлым благородным обликом.

Но в Гамлете Самойлова вместе с верой в лучшие стороны человеческой натуры сохранилось много и от простой доверчивости к людям, той доверчивости молодости, в которой сам герой не отдает себе ясного отчета.

Казалось бы, самойловский Гамлет прекрасно разбирается в окружении преступного короля. Никаких сомнений не вызывает у него ни прожженный придворный негодяй Озрик, ни лукавый царедворец Полоний. Очень быстро он разгадывает коварство своих вчерашних друзей по Виттенбергскому университету — Гильденстерна и Розенкранца. Он не питает иллюзий насчет своей матери. Скорее, обратно: одно время он склонен преувеличивать ее сознательное участие в злодеяниях короля. Даже бедную Офелию — и ту! — Гамлет подозревает в предательстве. Можно подумать, что Гамлет хорошо защитил себя от нападения из-за угла.

Но есть один персонаж в королевской свите, которому самойловский Гамлет доверяет безраздельно, почти так же, как своему верному Горацио. Это — Лаэрт, благородный рыцарь в шлеме со светлыми перьями. Когда Гамлет Самойлова обращается к Лаэрту, его лицо проясняется, в голосе звенят искренние ноты. В его отношениях к Лаэрту есть что-то от юношеской влюбленности в удачливого младшего брата или друга детства, который кажется ему олицетворением благородства, честности и красоты.

В сцене на кладбище самойловский Гамлет стремительно идет навстречу Лаэрту, протягивая к нему руки, словно для того, чтобы обнять его и прижать к своей груди. И острая боль глубоко раненного любящего сердца звучит в голосе Самойлова, когда он горестно укоряет Лаэрта:

«Зачем вы так обходитесь со мной? Я вас всегда любил».

Эти слова Самойлов выделяет в тексте роли. Он их не произносит громким голосом, но они звучат как крик сердца — с такой неподдельной искренностью произносит их актер.

Таким же доверчивым остается самойловский Гамлет и в сцене турнира. Свое обращение к Лаэрту перед началом поединка он произносит задушевным тоном. Это — не простая учтивость с его стороны, не ритуал придворного турнира, как обычно трактуют в театрах это место трагедии. Здесь каждое слово идет от души самойловского Гамлета, выражает его подлинные чувства. Это словесное вступление к поединку превращается у Самойлова в трогательное объяснение со своим другом после тяжелой ссоры. С какой-то бережностью он строит фразы этого вступления, как будто боясь случайным словом или неосторожной интонацией задеть самолюбие Лаэрта.

Во время поединка Гамлет Самойлова ждет предательской выходки от кого угодно — от короля, от любого из придворных, наблюдающих схватку прославленных фехтовальщиков, но только не от Лаэрта. Отражая удары его шпаги, Самойлов не упускает из поля своего наблюдения всего, что совершается вокруг него, быстрым как молния взглядом окидывая всех присутствующих на турнире. Но для Лаэрта и здесь у него остается только взгляд братской любви и дружбы.

Бедный Гамлет не подозревает в этот момент, что самое худшее предательство, самое последнее коварство ждет его впереди и что его доверчивая любовь к Лаэрту будет стоить ему жизни.

Таким образом, если искать трагическую вину Гамлета или его трагическую «ошибку», послужившую причиной его гибели, — то в самойловской трактовке она заключается не в бездеятельности Гамлета, не в его нерешительности, как думают многие комментаторы шекспировской трагедии о датском принце. Гамлета Самойлова приводит к гибели его чрезмерная доверчивость к людям.