Театральные очерки. Том 2 Театральные премьеры и дискуссии

В «Земле дыбом» исполнение ровное, не позволяющее выделить отдельных актеров, за исключением Мологина, с блеском и техническим умением, не впадая в шарж, проведшего трудную сцену объяснения депутата с солдатами.

В заключение: «Земля дыбом» не агитационный спектакль в том смысле этого термина, как мы привыкли его понимать из неудачной агитационной практики профессионального театра.

«Земля дыбом» — повесть о семи годах мировой революции, суровым, простым и волнующим языком рассказанная со сцены Театра Мейерхольда.

27 мая 1924 года

«Лес» у Мейерхольда{34}

Всего четыре месяца прошло с первого спектакля «Леса», и за этот короткий срок критика успела исчерпать весь запас восторженных и ругательных эпитетов, которые только могут быть приложимы к театральному представлению. Десятки тысяч зрителей перебывали на «Лесе», заполняя каждый раз до отказа обширный московский зал Театра Мейерхольда. Многие приходили в театр предубежденными, с заранее сложившимся намерением протестовать против того «насилия», которое, по мнению некоторых критиков, будто бы учинил Мейерхольд над Островским, а уходили побежденные художественным блеском и обаянием этого яркого и глубоко современного спектакля.

Статьи Добролюбова, школьные руководства, полувековые навыки и традиции в сценической интерпретации комедии Островского отступили назад перед тем непосредственным чувством, которое заставляет зрителей на спектаклях «Леса» аплодировать, вызывать среди действия актеров, режиссера и даже «автора» и требовать повторения отдельных сцен.

Успех «Леса» в современной массовой аудитории может быть сравним по своему значению только с успехом первых чеховских спектаклей среди интеллигентской аудитории Московского Художественного театра начала нашего века.

Это невольное сравнение позволяет ясно оценить расстояние, отделяющее нас от театра прошлого, до сих пор еще пытающегося удержать за собой монопольное влияние на зрителя, и дает право противополагать ему театр новой исторической эпохи, впервые с такой отчетливостью раскрывший в «Лесе» новые притягательные черты своего лица.

Единство аудитории на «Лесе», проверенное на десятках тысяч зрителей, — явление исключительное для нашего театра за последние годы. Оно знаменует выход современного театра из леса исканий и экспериментов, подводит под него прочную социальную базу и впервые точно устанавливает сумму проверенных театральных приемов, обладающих наибольшей силой воздействия на современную аудиторию.

Ибо постановка «Леса» Мейерхольда — не случайная находка более или менее удачной новой интерпретации Островского. В ней получили практическое разрешение основные задачи, стоявшие перед театром в первые годы революции и требовавшие новых мехов для нового вина: новой сценической формы, способной вместить в себя чувствования, мысли и настроения зрителя революционной эпохи.

Для неискушенного зрителя «Лес» в Театре Мейерхольда — почти шутка, блестящая театральная шутка, легко разыгранная веселой компанией актерской молодежи.

Как будто наспех собранные разностильные костюмы и разноцветные парики, как будто случайная мебель и предметы домашнего обихода, приносимые и уносимые рабочими сцены во время действия, как будто самые незамысловатые «шарадные» трюки и дурачества актеров — все это производит впечатление импровизационной легкости. На самом же деле за этой кажущейся непосредственностью игры, за этими шарадными импровизациями лежит новая художественная система современного спектакля, социально оправданная и обоснованная, которой суждено войти в историю русского театра под именем системы Мейерхольда.

За сложной постановочной тканью мейерхольдовского «Леса» лежат новая техника актерской игры (биомеханическая система), новое использование сцены как машины (конструктивизм) и сумма драматургических приемов, устанавливающих связь современного театра со стилем национального народного театра (русский балаган).

Вся долголетняя подготовительная работа, вся сумма накопленного творческого опыта, вся сила изощренного режиссерского мастерства брошены Мейерхольдом на сцену для создания той инсценировочной легкости театрального представления, посредством которой режиссер ловит в плен зрителя и заставляет, иногда помимо его воли, принять участие в осмеивании старого быта — не быта времен Островского, но быта недавнего прошлого, еще не изжитого в наши дни и показанного сатирически Мейерхольдом в «Лесе» со сцены своего театра.

В этом — агитационное значение «Леса».

«Современность» мейерхольдовского «Леса», восприятие его зрителем как пьесы, написанной чуть ли не сегодня (отсюда вызовы «автора» в финале спектакля), достигаются не изменением текста комедии (очень незначительным), но главным образом режиссерской трактовкой образов пьесы, перекомпоновкой сценария с разбивкой актов на короткие эпизоды, с перестановкой отдельных сцен и явлений и, наконец, костюмами и гримом действующих лиц.