Театральные подмостки (СИ)

По сюжету Вересаев безумными глазами смотрит на милую барышню и страстно заявляет о своей огромной, всепоглощающей и невиданной доселе любви. Он припадает на одно колено, страстно берёт в свои руки трепетную ручку Танечки, нежно и страстно целует её и говорит с придыханием, обуреваемый волнением и тревогой в смутном предчувствии отказа: "Татьяна Алексеевна, я люблю вас! Я полюбил вас с того самого момента, как увидел вас! Моя жизнь после этого потеряла всякий смысл... То есть наоборот -- обрела! Я понял, что без вас мне нет никакой жизни! Остальное всё суета. Я погибну без вас! Я не так богат, как ваш батюшка, у вас такой именитый род Смигищевых... смею ли я надеяться... но я погибну без вас! Будьте моей женой! Я всё сделаю, чтобы составить ваше счастье!" Танечка делает вид, что растерянна и обескуражена внезапным признанием. Кокетливо говорит, что не готова сей же час дать ответ, вытягивает свою трепетную ручку и торопится в смущении убежать или провалиться сквозь землю, но тут входит папенька. Он, почти разорившийся дворянин (Вересаев об этом не знает), и перспективный купчишка, дела которого идут в гору, подворачивается как нельзя кстати...

И вот я жду своего выхода, чтобы страстно исполнить эту оду любви на театральных подмостках. Наконец я появился перед зрителями весь такой объятый большим и светлым чувством и направился к Танечке... и вдруг споткнулся, резко повернулся и уставился на зрительницу в первом ряду... Вмиг напрочь забыл свои реплики, да и вообще, видимо, -- где нахожусь. Смотрю на незнакомку и сказать ничего не могу. Лишь смутно понимаю, что эту милую зрительницу я видел уже не раз. Незнакомка смутилась, залилась краской по самую макушку, а глаза всё же не отвела. Сама будто обмерла, словно с ней тоже какой паралич случился: смотрит на меня, смотрит, не отрываясь, сама не шелохнётся, и лишь сцепленные кисти рук в смятении вывернулись на коленях.

Представляете какой ужас -- Вересаев вместо того, чтобы объясняться Танечке в любви, впадает в ступор.

-- Вы любите меня? -- подсказывает Таня.

Вересаев молчит и, кажется, даже не слышит. Смотрит неизвестно куда безумными глазами и как будто пытается что-то вспомнить.

-- Ну, посмотрите же на меня, -- всё ещё на что-то надеясь, просит Таня. -- Я понимаю, вы взволнованы...

Вересаев вздрогнул, обернулся и глянул совершенно непонимающе и отчуждённо.

-- Помните нашу первую встречу? -- спросила Таня. -- Вы тогда так на меня смотрели... мне показалось... Признайтесь, вы же любите меня?

-- Нет... Нет, не люблю...-- отрешённо ответил Вересаев и опять отвернулся.

Теперь уже Танечку охватило неподдельное смятение, она раздавлена и убита, и не в силах что-либо придумать и сказать.

Повисла предательская пауза. Вот уж провал так провал! Представьте: я, не отрываясь, смотрю на зрительницу, никуда не тороплюсь, а Лера, смущённая и подавленная, бледная как простыня, зло теребит в руках вышитый платочек, изучает трещины на дощатых подмостках, а на левом её виске яростно пульсирует синяя жилка.

За кулисами, конечно же, разразился скандал; сумятица и переполох, Бересклет рвёт и мечет, у помрежа Лизы Скосыревой пропал аппетит, и она в растерянности чуть ли не уронила плитку шоколада на пол. К счастью, Алаторцев, который играет дворянина Смигищева, отца Танечки, в спешке торопится на сцену спасать спектакль.

И вот, когда в зале уже послышались смешки и сгогатывания, из декорационных дверей появился папенька. Увидев Вересаева, он радостно воскликнул:

-- Илья Ильич! Очень рад, очень рад видеть вас в добром здравии и твёрдой памяти!..

Вересаев опять вздрагивает и вроде как начинает приходить в себя.

-- Здравствуйте, Алексей Гаврилович. Я тут... мы... Татьяна Алексеевна... -- говорит он дрожащим голосом, запинаясь и путаясь.

-- Знаю, знаю... Всё знаю, дорогой мой...

Они раскланиваются, и папенька внимательно вглядывается в лицо Вересаева.

-- Да вы как не здоровы... -- с тревогой говорит он, но тут же лицо его расплылось в снисходительной улыбке. -- Знаю, дорогой мой, знаю, что за болезнь... Ох уж эта молодёжь... Сам был молод, представление имею, имею представление... Приветствую, дорогой мой, приветствую ваш выбор...

Я немного опомнился, но в голове моей ещё царила полная сумятица, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. И мой Вересаев не придумал ничего лучшего, как, пропустив все былые реплики спросил, как ни в чём не бывало:

-- Алексей Гаврилович, смею ли я надеяться просить руки вашей дочери?

Тут уж Лера -- надо отдать ей должное -- сыграла очень органично, живо и неожиданно, как настоящая актриса. Она искренне разрыдалась и кинулась на грудь своему батюшке.

-- Папенька, он издевается надо мной! -- надсажено простонала она и метнула гневный взгляд на Вересаева. -- Вы только что сказали, что не любите меня! Вам должно быть стыдно, Илья Ильич! Папа, пусть он уйдёт!

-- Что вы, Татьяна Алексеевна, я вас очень люблю! -- растерянно оправдывался Вересаев. -- Я люблю вас больше жизни! Больше всего на свете! Я не мог сказать вам другое... Вам послышалось!