Тебя там не было

Быстро употребив свой обед, глядя на «растерзанный» на подносе упаковочный мусор, меня посетила мысль, – какое количество пластика ежедневно расходуют все рейсы мира за один день? Это же миллионы баночек, бутылочек, пакетиков… и в этот момент я обнаружила, что к упаковке влажных салфеток скотчем был приклеен кусок чуть смятого листа бумаги, на задней стороне которого просвечивала надпись.

Записка гласила: «Бежать стоит туда, откуда ты сможешь вернуться сама собой! Прекрасного полета!»

Записка была написана от руки, косым (видимо, быстрым) почерком на английском. В подписи значилось: «Ноэль».

Сначала меня захлестнула волна недоумения и даже легкой агрессии: как этот француз посмел вообразить из себя философа и подсунуть мне такое?! Я, я и только я знаю, куда я бегу… но тут я осеклась, и мой пыл пропал… А зачем? Я знаю, зачем я бегу? Я знаю от чего, но знаю ли я, зачем?!

Тем не менее, блин, ну откуда этот (да, симпатичный, не буду отрицать) француз такой проныра? Может, он психолог? Или вот так всегда успокаивает за стаканчиком дорогого вина девушек в аэропорту? Блин, бесит! Бесит и… трогает, трогает его негласное присутствие в моей жизни вот уже третий час подряд.

Нужно отдать должное, его манера подачи философской информации сама по себе изобретательна и претендует на оригинальность, не каждый сможет «договориться» с французскими бортпроводниками об услуге, я вот не договорилась… уже второй час лечу и впервые в жизни не сплю во время перелета.

Ладно, черт с тобой, француз, ты слишком проницателен и симпатичен, чтобы я продолжала думать о тебе, начиная свою новую жизнь. Подвиньтесь и отойдите все мужчины планеты, я теперь одна! И я впервые за последние годы могу себе это позволить!

ГЛАВА 5

Аэропорт Шарль-де-Голь напоминает город в городе. Чтобы из точки А переместиться в точку Б, нужно хорошенько постараться и преуспеть, особенно когда посадка на твой трансферный рейс заканчивается через двадцать минут! Тогда тебе уже не до приличий – на ходу сбиваешь рекламные стойки, задеваешь локтями людей и не оборачиваешься, чтобы попросить извинений – может, я и опоздала на свою счастливую жизнь в Москве, но проворонить рейс в свою новую в мои планы не входило, а потому поберегись, француз и всяк на пути стоящий!

Фух, успела! Успела! Успела!

Я на месте, и я все ближе к моменту, когда вдохну запах новой земли!

Уберите сумки. Прослушайте инструкцию бортпроводника. Пристегните ремни…

И наконец-то получилось уснуть, не имея на плечах груза ответственности за безопасность пассажиров всего воздушного судна.

Знакомый запах и знакомые прикосновения сильных рук, они проникают в мои волосы, слегка ерошат их, а потом резко натягивают их, рождая резкую боль, достигающую каждого встревоженного нерва, и отклоняют назад: «Смотри! Смотри! Так будет всегда!»

Слезы и истерика, боль щемит, я не хочу на это смотреть! Я отворачиваюсь, а он снова и снова натягивает мои волосы, как тетиву, чтобы я продолжала смотреть. «Не надо, умоляю тебя! Я не могу! За что?!»

С резким сильным вздохом просыпаюсь и вижу лицо озадаченной стюардессы, пытающейся разбудить меня, а по совместительству спасти от вернувшегося моего личного кошмара.

– Воды? – вопрошающе смотрит она на меня.

– Веры! Веры и стойкости! – по-русски отвечаю я. Поймав взгляд непонимания, я говорю: – Воды! – уже на английском – и тем самым избавляюсь от назойливого внимания моей спасительницы с затянутым на затылке пучке волос наверняка тоже до боли…

ГЛАВА 6

Очередной перелет дался мне куда легче: больше меня уже не беспокоили ни французские записки, ни кошмарные сны. Что действительно волновало меня в этот момент, так это то, где я сегодня буду жить, есть, спать. Хотелось бы, чтобы все вышеупомянутое концентрировалось в одном месте. У меня было две тысячи евро на все про все, виза на полтора года и желание поскорее начать жизнь заново в месте, где меня никто не знал, где у меня не было прошлого, и где пригодилось бы мое умение адаптироваться к окружающим обстоятельствам, – могу предположить, что такое место найдется.

Глядя на свой новый дом с высоты самолета, мне казалось, что словно гигантского размера великан вдавил своим большим пальцем зеленую точку на острове у самого берега и нехотя посыпал ее, будто соленой приправой, преимущественно двухэтажными домиками цвета слоновой кости – все выглядело уютно и одновременно компактно утрамбованным.

Это была небольшая рыбацкая деревушка, расположившаяся, словно преданная собака, у ног океана, который сам жадно лизал ее берег своими мерными волнами, периодически обрушиваясь без законного предупреждения.

В ней, вероятно, все друг друга знали, но никто не знал меня – и это обстоятельство меня особенно устраивало!