Техно-Корп. Свободный Токио

Спустя две недели Накамура провел свою первую процедуру возрождения. Восстановить удалось более семидесяти процентов сохраненного в капсуле сознания. О потерях при извлечении Накамура мог только догадываться, но он надеялся, что личность должна будет восстановиться минимум на пятьдесят процентов. Сама система не заметила подмены. Она залила в сосуд информацию, посчитав это узаконенными данными, и отправила по сети отчет об очередном завершении коррекции.

Возрожденную девушку звали Чо, и, когда она очнулась, первым вопросом доктора Накамуры был, помнит ли она свое имя. Чо помнила. Помнила свое имя, дату рождения, помнила имена родителей и почему оказалась в больничной палате. Шоком для нее стало чужое тело женщины, которая была старше Чо на шесть лет. Доктор Накамура выделил девушке отдельную палату и подводил ее к откровению о перемене медленно, неспешно, долго не позволяя подниматься с кровати, накачивая ее новое тело транквилизаторами. Но Чо чувствовала – что-то не так. Сначала ее смутили волосы на голове, вернее, отсутствие волос – перед помещением в капсулу коррекции всем заключенным удаляли волосы.

– Волосы отрастут, – пообещал девушке Накамура.

Он запустил нейронную программу реабилитации, предназначенную для тех, кого система посчитала исправившимися. Тысячи нейронных образов заполняли сознание, позволяя человеку добрать все то, что было упущено, когда он проходил коррекцию. Во время новостных выпусков, когда показывали партию сторонников технократической диктатуры, Чо узнала своего отца. Она оживилась, но затем поняла, что не может вспомнить мать.

– Я помню ее лицо, помню детство, но потом… – девушка заплакала, решив, что мать, скорее всего, умерла. – Почему я не помню этого? – спросила она доктора Накамуру.

За ответом ему пришлось обратиться к Вэдимасу. Узнав имя матери Чо, Накамура собрал всю имевшуюся в сети информацию об этой женщине и создал программу, чтобы залить эти сведения в сознание девочки. Но пробелов все равно было слишком много. Нужно было рассказать Чо правду. Невозможно вечно готовить ее к откровению. Она умерла, но жизнь дала ей второй шанс. Ее тело получило критические для жизни повреждения, но теперь у нее другое тело.

– Кем была эта женщина? – спросила Чо, когда узнала правду о своем возрождении.

Это был ее первый вопрос. Странно, но не было ни слез, ни истерики. Лишь только желание узнать, кто стал донором, и потом какая-то задумчивая подавленность.

Накамура попытался объяснить Чо, что женщина, тело которой ей досталось, была безнадежным заключенным, но Чо сказала, что переживает за свои потерянные воспоминания, сказала, что не помнит годы учебы, не помнит своих друзей.

– Может быть, со временем память восстановится? – с надеждой спросила она.

– Может быть, – соврал Накамура.

Спустя три недели Чо покинула реабилитационный центр. Больше Накамура никогда не видел ее, но так было даже лучше. Если Чо смогла раствориться в толпе, как говорил Вэдимас, значит, система ничего не заметила и начальник «Тиктоники» оказался прав.

– Не знаю, кто занимается извлечением сознания, но если они не усовершенствуют технологию, то я не стану заниматься следующим возрождением, – сказал Накамура.

– Они усовершенствуют, – пообещал Вэдимас.

В последующее десятилетие процесс сохраненных воспоминаний действительно стал более качественным. Сначала он со скрипом ушел от пятидесяти процентов, затем доковылял до шестидесяти и, наконец, дотянулся до отметки в восемьдесят процентов. Проблема, казалось, была решена, предполагалось, что в ближайшие годы технология станет более совершенной, но параллельно рос и положительный процент удачной коррекции. Пригодных для использования доноров становилось все меньше. Приходилось использовать то, что есть. Времена, когда донор подбирался по цвету глаз и волос, остались в прошлом. Теперь учитывался только пол донора. Как-то раз Накамура видел, как начальник «Тиктоники» выбросил в мусоросжигатель целую пригоршню искрящихся светом пилюль. Он сделал это, во-первых, потому что намечалась очередная плановая проверка, а во-вторых, столько доноров им бы все равно не удалось достать.

– Ты понимаешь, что убил только что дюжину человек? – спросил Накамура.

– Я понимаю, что официально они давно были мертвы, – сказал Вэдимас.

Он не был тираном – скорее реалистом. Накамура тоже был реалистом, понимавшим – пройдет пара лет, коррекция станет практически совершенной, их бизнес прикроется и придется заняться чем-то другим. Накамура планировал открыть частную клинику в Токио – заработанных денег хватало с лихвой. И те выброшенные в мусоросжигатель капсулы стали сигналом – пора заканчивать. Технологии совершенствуются, на черном рынке обещают выпустить партию синергиков, пригодных для переноса в их синтетический мозг извлеченных человеческих сознаний. Цены на услуги доноров падают.

– Пришло время ставить точку, – сказал Накамура начальнику «Тиктоники».