Телепортация

Любовь встала и подошла к окну.

– Я доподлинно знаю о Марии, поскольку пекусь о ее могиле. Мне больно говорить вам об этом, но такое вы смогли бы узнать и сами.

Ее голос стал вдруг глухим, а речь прерывистой.

– Она умерла в 1919 году. От голода. Умерла в полном одиночестве, в маленькой комнатке, которая находилась в Москве в переулке Собачьем, в возрасте 86 лет. Власти приняли решение о пенсии для нее, но так долго совещались, что Мария Александровна не дождалась. Первая пенсия пошла на ее похороны. Она достаточно поздно вышла замуж – в 28 лет за генерала Гартунга, но детей у них не было. А в 1877 году ее муж, обвиненный в присвоении казенных денег, застрелился. Так в 45 лет она осталась вдовой, совершенно одна, без средств к существованию. Сначала жила у брата Александра, воспитывая его детей (он также рано овдовел), а затем Александр II назначил ей пенсию в 200 рублей в месяц. С приходом советской власти она оказалась в безвыходном положении – пенсию отобрали, крыши над головой не было, все, что можно было продать, давно было продано… Последнее время она жила у приютившей ее сестры своей бывшей горничной. Днем она шла на Тверской бульвар, садилась на скамейку у вашего памятника и сидела там до темноты, всегда на одном и том же месте и в дождь, и в снег… 7 марта 1919 года сердце ее остановилось. Похоронили ее в Донском монастыре добрые люди.

– Я звал ее «беззубая Пускина», – сглотнув горький ком, прошептал поэт…

Глава седьмая

Любовь к науке

Воскресенье, первый день лета выдался сумрачным, дождливым и совершенно будничным. Сидя поздним утром на пустой кухне перед стаканом свежевыжатого сока, она с грустью вспомнила о том, как когда-то первое июня всегда было словно праздничным днем. И, кажется, всегда солнечным. Потому что этот день был началом новой жизни, собственно жизни, так как первого июня начинались каникулы. В детстве человек проживает множество жизней: мгновенные смерти отказов и поражений и восторженные возрождения радостей, побед или просто такое состояние души…

Позднее, когда человек взрослеет и жизнь его становится непрерывной, первый день лета становится почти таким же, каким был предыдущий последний день весны, и уже не означает ровным счетом ничего. Потому что у взрослых каникул не бывает. Каникулы – это особое состояние пространственно-временного континуума, – она хмыкнула сама себе: надо же, когда в ней проявился физик, – а у взрослых максимум, что может быть, это отпуск; все то же, только чуть-чуть иначе.

Она немного злилась на себя за то, что вот так, без особенной причины взяла и раскисла. Вообще-то это была нормальная реакция на выходной, который действительно выходной и ничем не занят. Она предоставлена сама себе, без работы и партнеров и всего того, что обычно ее окружает.

И Пушкина нет, чтобы выслать за ним машину. Сегодня ему было настолько хорошо, что доктор разрешил немножко покататься по городу…

Недавний ажиотаж несколько поутих. В первые дни, чем бы она ни занималась, все ее мысли были заняты им. И всякий раз, когда она осознавала, что дома ее ожидает Пушкин, сердце проваливалось в пятки, так, будто попадало в большую воздушную яму. Но прошло чуть меньше недели, и от того чувства ничего не осталось. Так бывает, когда умирает родной человек; в первое время все наши мысли бывают заняты исключительно им. И кажется, что это навечно. Но уже через несколько дней жизнь начинает брать свое, и мы все реже его вспоминаем. Оказывается, это верно не только по отношению к тем, кто уходит «туда», но и к тем, кто «оттуда» приходит. Она где-то читала, что соседи Лазаря быстро привыкли, что он вернулся. Значит, дело не в Пушкине или Лазаре, а в том, что так устроен человек, который ко всему когда-то привыкает.

За последние два дня она даже несколько раз ловила себя на мысли о том, что пора коммерциализировать то, что с ней происходило. А в том, что из этого всего может получиться очень прибыльный проект, у нее не было сомнений. Более того, она уже видела, как все это можно сделать на порядок прибыльнее того, что она замышляла в самом начале…

Она и не заметила, как ее мысли привычно свернули к работе. Ну, все. Это как проснуться посреди ночи: до утра проворочаешься и не уснешь. Так и здесь; можно пытаться занять себя чем угодно, мысли все равно будут упорно возвращаться к делам, так что для отдыха она, похоже, потеряна и сегодня.

Зато нет худа без добра; она почувствовала, как хандра отступает и пропадает желание себя жалеть… Она все-таки трудоголик, а может, просто начинает действовать выпитый сок.

Тихо загудел, включаясь, компьютер, она откинулась на спинку кресла, ожидая, пока проснется монитор. Итак, у нее есть Классик, который напишет Роман. Замечательно. Однако романов может быть больше. И написать их может не только Он. Есть еще множество Классиков, из других времен, которые будут интересны современному читателю. Естественно, при условии, что напишут все сами. Из собственных, так сказать, ручек.

Итак, программа-минимум – разобраться с известной частью жизни того, кто у нее.