Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Нет ничего хуже (кроме убийства или длинного кудрявого волоса в тарелке с ужином), чем услышать, как кто-то говорит: «Классно выглядишь на фото» — и увидеть портрет усатого гнома с шарами щек и гримасой, которую несложно перепутать со слоновьим анусом. Если это «классно», как же я выгляжу в жизни?

Я пыталась разгадать эту загадку. Показывала друзьям страшные фотографии и спрашивала: «В жизни я тоже так выгляжу?»

Очень печально, когда отвечают: «Да».

Я говорю себе, что все — все на свете — нуждаются в операции по удалению катаракты.

Даже когда я уверена в себе, моя система ценностей легко может пошатнуться. Недавно я сделала селфи, которым осталась довольна, — вот она я, целых двадцать четыре кадра настоящей меня. Пошла к Дэйву за подтверждением.

«Как насчет этой фотографии? — спросила я с надеждой. — Так я выгляжу?»

«Да», — ответил он.

Я была счастлива, но тут Дэйв добавил: «Только вот лицо у тебя круглее и щеки больше».

Таким образом, множественные проявления моей внешности продолжают меня ставить в тупик.

Мне не понравилось, как я выгляжу на фото в моей первой книжке, но не просто так. То фото слишком многое обещало: в отличие от многих других фотографий, я там не похожа на эвока из «Звездных войн» — но друзья и родные говорили, что изображение довольно правдивое.

Много месяцев я провела, встречаясь с читателями, в ужасе, что они наконец увидят, насколько я не дотягиваю до постера, висящего у входа в книжный. Все было хорошо — если кто-то и заметил, то потихоньку смеялся в кулачок. Я воодушевилась — может, я и впрямь привлекательная? — до тех пор, пока одним жутким вечером в середине июня не отправилась на небольшое мероприятие в центре Манхэттена.

Я ждала начала в глубине помещения у стола с книгами. Рядом стояла женщина и листала мою книгу. Она как ни в чем не бывало спросила меня, кого я пришла послушать.

«Я читаю сегодня», — сказала я.

«Какую книгу?» — спросила она.

Я объяснила: ту книгу, что она держит в руках.

Она повернула книгу и изучила фотографию. «О, это вы?» — спросила она с недоверием.

«Да», — сказала я.

Она засмеялась и заговорщицки посмотрела на меня. «У меня тоже есть парочка гламурных снимков».

После всех улик: непохожих двойников, переменчивых портретов и ненадежных отражений, которые преследуют меня по всему городу в витринах магазинов, все, что я могу сказать с уверенностью о своей внешности, — это то, что у меня каштановые волосы, рот и два уха. Я об этом уже много лет думаю и хочу наконец узнать: почему так трудно понять, как на самом деле выглядишь? Есть ли истинная версия себя — и если да, то как ее увидеть?

***

Изначально я подозревала, что многообразие моих изображений объясняется несовершенством носителей, через которые я на себя смотрю. Что-то загадочное происходит, когда мое изображение переходит на стекло витрины или фотографию, и я изрядно страшнею. Фотоаппараты, эти ублюдочные приборы, никогда меня не понимали.

Чтобы разобраться, я пообщалась с Памелой Рутледж, директором Исследовательского центра психологии медиа. Она сказала то, что многие из нас и так знают: зеркало — это ложь во спасение. Оно переворачивает наше изображение. Если только у кого-то не абсолютно симметричное лицо — что случается в редких случаях у супермоделей, — нам, скорее всего, будет странно видеть себя на фотографии. Нос, который обычно устремлен направо, на фотографии будет свернут налево.

«Это как будто немного обман и кажется странным», — сказала Рутледж. Она объяснила, что многие из нас предпочитают свое отражение в зеркале лишь потому, что видят его гораздо чаще. «Нам нравится то, что нам знакомо», — сказала она.

«Нам нравится то, что нам знакомо» звучит как непродуманное обобщение, но это научно подтверждено. Мы склонны испытывать привязанность к вещам — звукам, словам и картинам — просто потому, что мы к ним привыкаем. Эта концепция называется «эффект знакомства с объектом», она была доказана в 1960-е годы психологом из Стэнфорда по имени Роберт Зайонц. (Наконец-то есть объяснение тому, почему 80-е стали бумом накладных плечиков. Если постоянно что-то видишь — даже если это полная жуть, — начинаешь думать, что это неплохая модная вещица.)

Еще одна проблема с зеркалом в том, что мы все, сами того не зная, принимаем красивые позы. Прячем двойной подбородок, втягиваем живот, выставляем бедро. Но одной случайной фотографии хватает, чтобы разрушить всю эту тяжелую работу и заставить нас сомневаться в своей внешности. Я думала, что мои руки — тоненькие клюшечки, пока меня не сфотографировали с неожиданного ракурса, так их запечатлев, что я потом целый месяц просыпалась в холодном поту.

Фото, как и зеркала, тоже рассказывают лишь часть правды. В зависимости от освещения, фокуса и размера стекла в объективе наши изображения на фотографиях искажаются.

«Так что более правдиво?» — спросила я у Рутледж о двух носителях.

«Правда — субъективное слово, — сказала она. — Зеркало более комфортно для вас самой, но фотографии показывают, как вас видят другие».

«Фу-у!» — ответила я.