Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Но для него исследование — лишь маленький кусочек крупного пазла. Это свидетельство того, как мы неправильно оцениваем свою внешность, — но и того, что человеческий мозг постоянно ошибается. «Мы не так точны, как мы думаем, — сказал он. — Даже в таком пустяке, как собственная внешность, — ради всего святого, в зеркале-то вы должны себя узнать — суждение может нас подвести».

Он сказал, что людям не хватает скромности. «Мы ошибаемся чаще, чем вы можете себе представить».

«Это ваш вывод? — спросила я. — Серьезно?» Я надеялась на что-то более вдохновляющее.

«Да, — ответил он. — Надо быть скромнее при общении с другими людьми или даже в размышлениях о самом себе и понимать, что мы часто ошибаемся».

«Не такого я ожидала», — сказала я.

«Вот именно», — ответил он.

***

Через три дня после разговора с Эпли я поехала на автобусе в город Розендейл, штат Нью-Йорк. Город находится в двух часах езды от Нью-Йорка и славится своим цементом. Там я планировала сделать то, что, по утверждению многих, невозможно: увидеть истинную себя.

Джон Уолтер, к которому я, собственно, ехала, изобрел прибор, позволяющий, по его утверждению, увидеть себя таким, какой ты есть. Учитывая, что я только что узнала о неспособности мозга совершать такие маневры, затея казалась интригующей.

Пока автобус катился по шоссе, я сидела с задумчивым выражением лица, которое иногда принимают за признаки запора, и раздумывала, что же будет.

Неужели на меня из отражения уставится Отбивательница Клёцек?

Когда мы предварительно разговаривали по телефону, Джон сказал: «Зеркала причиняют нам вред, жаль, что почти никто об этом не задумывается».

«Что вы имеете в виду?» — спросила я.

«Вы пытаетесь понять себя, — сказал он об отражениях в зеркале по утрам, — но через другого человека».

Я вышла из автобуса на пустой парковке. Джон ждал меня в своем зеленом пикапе «Форд». Яркая оранжевая футболка этого пятидесятисемилетнего мужчины контрастировала с его поведением. Худой, с аккуратной козлиной бородкой; пальцы в мозолях и пятнах смазки. Умелый, но деликатный — я подумала, что он, наверное, из тех, кто во время зомби-апокалипсиса откажется от насилия, построит двадцатиметровый забор и разобьет за ним огород.

«Если вы достаточно открыты, то вам удастся увидеть это», — сказал Джон, пока мы ехали к его мастерской. «Вы поймете, о чем я говорю». А говорил он о своем изобретении — о Зеркале Правды — и о тех, кто получил с его помощью откровение о себе. Но если вы зашорены и подвержены общественному мнению и всякой чепухе, — сказал он, — если вы приспособленка, то увиденное вам не понравится. Совсем».

На его зеркале заднего вида болтались безделушки: лунный камень в серебре, два гвоздя, изогнутых в форме сердец, — сувениры от тех, кому удалось побывать на фестивале Burning Man.

Пока они болтались взад-вперед, я убедила себя, что все не зря, даже если визит окажется бесполезным. Зато теперь я знаю, как отвечать на вопрос викторины «Где произвели цемент для фундамента Статуи Свободы?» Я бы с легкостью ответила: «Розендейл!»

Через двадцать минут мы подъехали к мастерской Джона, стальному домику типа теплицы под покровом гигантских деревьев, в прыжке кузнечика от небольшого застоявшегося пруда.

Джон работает программистом три дня в неделю, но посвящает своему проекту все свободное время. Он показал мне свои владения: внутри мастерской было темно, везде были кучи вещей, бумага, болты, отвертки, пилы, картонные коробки, ящики для файлов и прямоугольные трафареты зеркал.

Джон Уолтер родился в Нью-Йорке, и ему никогда не нравилась его внешность. Он не был популярным парнем, страдал от низкой самооценки, но в двадцать два года он накурился — очень сильно накурился — и пошел в туалет. Там он уставился на свое изображение и расстроился. Фальшивое, заискивающее лицо. Потом он нечаянно заметил свое отражение в зеркале на шкафчике для лекарств: это было его истинное отражение. Он улыбнулся — улыбнулся во весь рот. Это все меняло. Но главное — это меняло то, как он видел самого себя. Следующие тридцать лет он провел, изобретая прибор, который бы помог другим это пережить.

Зеркало Правды, его изобретение, сделано из двух зеркал, установленных по диагонали в коробке так, чтобы они соприкасались друг с другом внутри под правильным углом. Этот угол и создает правдивое отражение, из-за чего себя можно увидеть, как если бы встретил себя на улице. Левый глаз смотрит прямо в правый глаз. Если поднять руку, противоположная рука на изображении поднимается. Это новый способ видеть себя, но Джон считает, что в этом опыте есть что-то более глубокое.

«Посмотрите», — сказал он, поманив меня к себе. Как только он заводил разговор о Зеркале Правды, его лицо, такое напряженное, расплывалось в широкой улыбке. Лицо бомжа, копающегося в мусоре, когда ему попадается нетронутый буррито.

Джон растянул огромный постер Брюса Уиллиса, напечатанный на холсте, поверх верстака. Приятно ухмыляющееся лицо было разрезано на части: тут глаз, там половина рта.