В отсутствие какого-то всеобъемлющего смысла страданий смерть, разрушения и скорбь нуждаются в постоянном оправдании. Отсутствие этого всеобъемлющего смысла способствует тому, что человек начинает выдумывать, лгать, чтобы восполнить имеющийся пробел (6).
Я никогда не мог никому рассказать про то, что происходит у меня внутри. Как результат, я отгонял эти образы на протяжении многих лет. Я начал заново интегрировать эту отделившуюся часть своих переживаний только после того, как стал по-настоящему представлять этого ребенка ребенком – возможно, моим ребенком. Затем родилась невыносимая грусть – а вместе с ней пришло и исцеление. Интеграция чувства грусти или гнева с действием должна быть стандартной процедурой для всех солдат, которым приходилось убивать людей, глядя им в глаза. Для этого не требуется мудреная психологическая подготовка. Достаточно просто сформировать группы под руководством одного из членов отряда или взвода, который прошел пару дней обучения групповому лидерству, и подтолкнуть людей к разговору (7).
По-новому взглянув на свой ужас и поделившись им с другими людьми, можно восстановить у себя чувство принадлежности к человеческой расе. После того как ветераны войны во Вьетнаме, которых я лечил, присоединились к терапевтической группе, где они могли делиться совершенными и увиденными бесчинствами, они, по их собственным словам, начали открывать своим девушкам душу.
Чудо самопознания
Когда познаешь себя, выражая свои чувства словами, – это всегда становится озарением, пускай и поиск нужных слов порой является мучительным процессом. Вот почему я нахожу рассказ Хелен Келлер про то, как у нее «родилась речь» (8), столь вдохновляющим.
В возрасте девятнадцати месяцев, когда Хелен только начала разговаривать, вирусная инфекция лишила ее зрения и слуха. Став слепоглухонемым, этот ребенок превратился в дикое, одинокое создание. После пяти лет отчаяния ее семья пригласила полуслепую учительницу Энн Салливан из Бостона приехать к ним в загородную усадьбу в Алабаме, чтобы стать наставницей Хелен. Энн тут же начала обучать Хелен специальной тактильной азбуке, буква за буквой выводя слова у нее на руке, однако понадобилось два с половиной месяца попыток достучаться до этого дикого ребенка, чтобы случился прорыв. Это случилось, когда Энн «произнесла» для Хелен по буквам слово «вода», поднеся ее вторую руку под струю воды из колонки. В своей книге «История моей жизни» Хелен впоследствии описала этот момент:
«Вода! Это слово всколыхнуло мою душу, и она пробудилась… Вплоть до того дня мой разум был подобен темной комнате – он ждал, когда придут слова, чтобы зажечь лампу моих мыслей. В тот день я выучила множество слов»
[51].Выучив названия предметов, этот ребенок смог не только создать свою внутреннюю картину невидимой и беззвучной физической реальности вокруг нее, но также и обрести саму себя: полгода спустя она начала использовать местоимение первого лица «Я».
История Хелен Келлер напоминает мне про переживших насилие непослушных, неразговорчивых детей, которые попадают к нам на стационарное лечение. До того, как она овладела языком, она была растерянной и сосредоточенной только на себе – оглядываясь назад, она называет это создание «Призраком». И действительно, наши дети похожи на призраков, пока не узнают, кто они такие, и не почувствуют себя достаточно защищенными, чтобы рассказать про то, что творится у них в душе.
В написанной позже книге «Мир, в котором я живу» Келлер описала рождение у нее индивидуальности: «До того, как со мной стала заниматься моя учительница, я не знала, кто я такая. Я жила в мире пустоты… У меня не было ни воли, ни разума… Я помню все это не потому, что знаю, что так было, а потому что у меня есть тактильная память. Она позволяет мне помнить, что я никогда не морщила свой лоб, задумавшись о чем-то» (9).
Тактильными воспоминаниями Хелен – воспоминаниями, основанными на прикосновении, – было невозможно поделиться. Язык же дал ей возможность стать частью общества. В восьмилетнем возрасте, когда Хелен вместе с Энн отправились в Институт Перкинса для слепых в Бостоне (где училась сама Салливан), она впервые в жизни смогла пообщаться с другими детьми. «Какое же счастье! – написала она. – Свободно говорить с другими детьми! Чувствовать себя как дома в большом мире!»