Читаем Тем, кто хочет знать полностью

К о с т я. Бился об заклад, что прежде всего ты мне ультимативно скажешь: «Учти, без Ларисы я не поеду». (Вздохнул.) А ты не сказала. Привет. (Уходит.)

Н а т а ш а (словно про себя). Не сказала…

Р о з а (робко). Мне вдруг захотелось на прощанье побывать в Москве… В последний раз… (Спохватилась.) Только не говори папе — он и так весь на нервах.

Н а т а ш а. Может быть, все-таки лучше сказать?

Р о з а (тоскливо). А, только бередить раны.

(Смахивает слезу.) Доченька, думаешь, мне легко бросить все. Сердце мое, боюсь, останется здесь. Здесь я родилась. Когда прохожу мимо нового универсама, все внутри у меня сжимается. Рядом давно стоит многоэтажный дом, а я с закрытыми глазами могу показать, где во флигеле стояла моя этажерка с книгами. По-моему, фашистская бомба попала прямо туда… Здесь я хожу на кладбище к маме. Отсюда я ездила в Кишинев на могилу отца. Люди приносят ему цветы, он ведь освобождал Молдавию. Я хотела еще не раз поехать туда… Наташенька, я советская, советская! Я родилась здесь, а не где-то под Белостоком. А что у нас когда-то были фабриканты и частные торговцы, я только в книгах читала и в кино видела. Но папа… Папа не виноват, что до сих пор у него перед глазами — как его отец каждый вечер прячет выручку в железный ящик. Как его мать перед сном молится, чтобы у ее Гришеньки было свое большое дело. Свое. А теперь папа уже отравлен этим вызовом от двадцатиюродной тети Деборы. Он уже видит вокруг себя не сослуживцев, а белостокских коммерсантов. Здесь он может зачахнуть. Только не думай, он не какой-нибудь сионист. Против Советской власти не шел и никогда не пойдет. Ему еще шестнадцати не было, а он попросился на фронт…

Н а т а ш а (грустно). А теперь забыл об этом.

Р о з а. Не забыл! Он только ищет для себя немножко больше счастья. И для нас с тобой. Уверен, что там помолодеет. Не сердись, но я тоже поверила, что там у него появятся новые силы. И он их отдаст ради твоего счастья.

Н а т а ш а. Счастлива я буду только здесь.

Р о з а. Ко всему привыкают. Ты говоришь, двух родин не бывает. Что ж, мама навеки только одна, может быть, и родина тоже. Но подумай о папином здоровье, ты же будущий врач…

Н а т а ш а. Для Израиля я не будущий врач, я пикантная.

Р о з а. Подожди. Папа не хотел тебя волновать и скрывал, что ходил на прием в клинику к профессору Калиненко.

Н а т а ш а. Наш руководитель кафедры урологии.

Р о з а. Так вот, сам руководитель еще в позапрошлом году сказал папе: вашим почкам нужен сухой жаркий климат. Почему бы вам не переселиться, скажем, в Узбекистан?

Н а т а ш а (озабоченно). Ты мне не говорила.

Р о з а. Папа запретил. Он сказал: Наташенька хочет учиться здесь и будет учиться только здесь.

Н а т а ш а. Я переведусь в Ташкент! Пусть папа…

Р о з а (прерывает ее). Какой теперь Ташкент! Через несколько лет папа сможет поехать на лучшие курорты мира. Знаешь, какие у него планы! Он мне сказал: «Клянусь тебе, Роза, я оставлю нашей дочке настоящее наследство!»

Н а т а ш а. Слушать не желаю об этом!

Р о з а. Конечно, ты сейчас слушаешь только своего ненаглядного Марка. Это он настропалил тебя. Он!

Н а т а ш а. Марк уехал в Москву. Я пряталась от него. Мне стыдно. И Ларисе не могу смотреть в глаза.

Р о з а (гневно). А папе смотреть в глаза ты можешь!.. Оставь, наконец, эту дурацкую книгу. Отец на краю гибели, а она думает о каком-то… Уриэле Акосте. Папа всю жизнь отдал тебе! Ты для него все. (Истерично.) Он сделал для тебя в тысячу раз больше, чем другие отцы для действительно родной дочери! Боже, когда ты болела дифтеритом, он…

Н а т а ш а (вздрогнула). «Действительно родной»? Получается…

Р о з а (спохватилась). Ничего не получается! Ты ему родная. Больше, чем родная.

Н а т а ш а (настойчиво). Ты сказала: «Действительно род…»

Р о з а (резко). Ничего я не сказала! (Отвернулась.)

Когда человек в отчаянии, мало ли какое слово может вырваться. Просто так.

Н а т а ш а. Такое слово просто так вырваться не может. (Повернула лицо матери к себе.) Мама!

Р о з а (после паузы). Хорошо. (Утирая слезы.) Потом пожалею, буду волосы на себе рвать. Но раз уж вырвалось… В последний раз мы были с твоей бабушкой у Прасковьи Кондратьевны в пятьдесят третьем…

Н а т а ш а. Про Прасковью Кондратьевну я все помню.

Р о з а. Но я тебе не все рассказала…

Н а т а ш а (пытливо). Не все?

Р о з а. У нее тогда гостил племянник Кирилл. Строитель. Работал в Минске… Но после того, как мы познакомились, он переехал сюда… Кирилл меня полюбил. И я его… И скоро мы поняли, что… друг без друга не можем… Он умолял пойти с ним в загс. Но я его уговорила ждать…

Н а т а ш а (горячо). Почему, мама?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман