— Это были не мои чувства. Когда сторож проходил мимо наших палат я чувствовала, как тело напряглось, но в тот момент не могла даже сжать руку в кулак. Я нервничала, я боялась, я хотела ударить… а потом резко упала на колени, моя голова склонилась вниз и я больше не могла двигаться. Я оставалась неподвижной, даже когда он что-то забирал из моих рук, но все это время мое тело лежало в палате, так что вряд ли это была я.
— Ты сейчас говоришь о том, что видела, как сторож забирал эти карты? — Тут Майлз таки вмешался.
— Но ведь это были просто ощущения, вы же не станете верить всяким там глюкам? К тому же это не дало мне никакой информации, я только сейчас узнала, что это были карты, это все равно что увидеть запертую дверь, и сказать вам, что она заперта, когда вы ищите ключ.
— Я немного увеличу твою дозу таблеток, а снотворные и успокоительные попрошу не давать. Знаю, Алиса не сильно обрадуется этой новости, но тебе должно полегчать.
— Не имею права возразить, доктор Майлз.
После Зэд пришла Чужая, она с нетерпением ждала, когда же размотают ее руку, но перед тем как сделать это, Джордж и Майлз привязали ее ремнями к стулу.
— Ваша рана уже зажила, интерн Джордж?
— Да, это был просто порез. А что с твоей рукой?
— Она стала еще более странной чем до этого. Мало того, что причиняет мне боль, так еще и сама болит.
— Болит? Ну хорошо, чувствительность возвращается.А где болит?
Чужая ткнула пальцем другой руки в запястье.
— После осмотра я бы хотел спросить у тебя…
— Что это?! — Джордж перебил Майлза, едва увидев черный знак на руке девушки.
— Это? Проклятая метка. Наверно, эту руку мне стоит отрезать.
— Это вполне излечимо и не такими радикальными методами. А откуда у тебя появилась эта татуировка?
— Не знаю, просто ночью руку пронзила резкая боль, и появилась метка.
— Змея и чаша…
— Вы думаете, кто-то из больных сделал такое? У нас нет чернил, нет иголок, да и рисовать так красиво никто не умеет. Поверьте нам, доктор Майлз, не отправляйте в карцер.
— Верю. — Спокойно ответил Майлз. — А теперь давай вернемся к перевязке.
В этот раз движения руки ограничились едва заметными конвульсиями. Чужая спокойно веда себя на терапии и не на что не жаловались.
— А почему вас это не удивляет? — Спросила она под конец.
— Если не удивляет, значит это не опасно. — Ответил Майлз, выписывая рецепт.
— Просто ты не одна такая. — признался Джордж. — Это со всеми случилось.
— Чего? Даже с докторами? Да быть такого не может!
Несмотря на укоризненный взгляд Майлза, он закатил рукав халата и показал ей свою метку.
— Красный крест. — Глаза девушки округлились от ужаса. — Ох, Штейн правду говорил!
— Ну и зачем ты ей это показал? — Спросил Майлз, когда больную увели.
— Она ведь думала что крыша окончательно поехала, ей нужно было понять, что она не одна пережила что-то подобное. И вообще, почему вас не смущает тот факт, что на нас появились какие-то метки? Мы с Бобом так перепугались, Федор орал как резаный и перекрестился шесть раз, а вы все…
— Знаем, что это не смертельно. — Повторил он то же, что говорил пациентке. — Интересная штука с такими явлениями, Джордж, люди науки не должны верить в подобные вещи, но в силу того что мы порой работаем слишком близко к чему-то безумному, встречаемся с таким намного чаще обычных людей. Сейчас не время об этом думать, в конце концов, мы же на работе.
— Вы правы. — От кинул последний взгляд на крест
(без боли, оно пришло без боли)
и посмотрел на дверь
(подкралось, не дав о себе знать)
куда вошел Штейн.
(так же безболезненно оно может убить)
И тревожные мысли уступили место работе.
— Доброе утро, Штейн.
— Желаю здоровья, вам оно понадобится. Видели это? — Он сам показал свою отметину, на которой из чаши помимо змеи виднелся черный крест.
(ну зачем ты снова напомнил?!)
— Говорю вам в сотый раз: остановитесь, пока никто не умер.
— От сеанса у психолога еще никто не умирал.
— Кроме самого психолога.
(Знаете как он умер? Хотите узнать? ОН ПОВЕСИЛСЯ, ПОВЕСИЛСЯ, ПОВЕСИЛСЯ!)
Джордж слегка занервничал.
— Нечего тут пугать интернов одним несчастным случаем. Это скорее исключение из правил. Забудем про это. Я хотел спросить тебя кое о чем перед сеансом.
— Карты? Конечно, я знаю о них то самое кое-что. Она сказала мне, а как же иначе? Я готов вам об этом рассказать, но только с одним условием: вы избавите меня от сегодняшнего сеанса.
— Не могу ничего обещать, это может быть неравный обмен, да и не положено мне…
— Но ты сам допустил возможность обмена. Если тебе это так важно то думай осторожнее.
— Почему всем так важны эти карты? Разве они имеют какое-то отношение к лечению других больных, и не проще ли поговорить об этом с самой Инсанабили, на ее сеансе лечения, потому что это ее болезнь?
— А парень хорошо размышляет, док. И правда, почему бы не оставить эту затею в покое? Никакого отношения к вашей работе оно не имеет.
— Картер попросил, а значит это важно. Приказы начальства не обсуждаются. Так ты ответишь мне?
— Принимаешь условия?
— Я ведь могу отправить тебя в карцер и не на один день.