Темное дело

— К кому вы обращаетесь? — спросила Лоранса.

— Да ко всем вам, — ответила г-жа д'Отсэр.

— Что касается меня, матушка, то я голоден как волк, — ответил Робер.

Взволнованная г-жа д'Отсэр протянула маркизу де Симезу тарелку, которая предназначалась младшему брату.

— Я, как в свое время ваша мать, постоянно путаю вас, несмотря на галстуки. Я думала, что предлагаю суп вашему брату, — сказала она, обращаясь к маркизу.

— Вы предложили ему гораздо большее, чем думаете, — сказал младший, бледнея. — Отныне он — граф де Сен-Синь.

Бедный юноша, обычно такой веселый, навсегда утратил свою жизнерадостность; но он нашел в себе силу взглянуть на Лорансу с улыбкой и подавить безграничное сожаление. В один краткий миг влюбленность растворилась в братской любви.

— Как? Разве графиня решила, кого ей выбрать? — воскликнула г-жа д'Отсэр.

— Нет, — отозвалась Лоранса, — мы предоставили решить этот вопрос судьбе, а вы стали ее орудием.

И Лоранса рассказала о соглашении, заключенном ими в то утро. Старший де Симез, видя, как внезапная бледность покрыла лицо его брата, еле сдерживался, чтобы не воскликнуть: «Женись ты на ней, а я удалюсь и умру». Когда стали подавать сладкое, обитатели Сен-Синя услышали стук в окно столовой со стороны сада. Старший д'Отсэр пошел к двери и впустил кюре; брюки священника были разорваны о колючки ограды, через которую он перелез.

— Бегите скорее! Вас собираются арестовать.

— Почему?

— Я еще не знаю, но за вами идут.

Эти слова были встречены дружным смехом.

— Да мы ни в чем неповинны, — воскликнули молодые люди.

— Повинны или неповинны, — ответил кюре, — а скорее садитесь на лошадей и мчитесь к границе. Потом докажете свою невиновность. Заочное осуждение можно обжаловать, но нельзя обжаловать приговор, порожденный народными страстями и подготовленный предрассудками. Вспомните слова президента де Арлэ: «Если бы меня обвинили в том, что я украл башни собора Парижской богоматери, я прежде всего сбежал бы».

— Но ведь бежать — значит признать себя виновным, — возразил маркиз де Симез.

— Не бегите!.. — сказала Лоранса.

— Опять эти возвышенные глупости! — воскликнул в отчаянии кюре. — Будь я всемогущим богом, я вас унес бы. Но если меня здесь застанут, особенно в таком виде, мой необычный визит обратят и против вас, и против меня, поэтому я бегу той же дорогой. Подумайте же о том, что я сказал. Еще есть время. Чиновники забыли, что стена вашего сада выходит в мой сад, а со всех других сторон вы окружены.

Советы бедного кюре имели не больше успеха, чем советы маркиза де Шаржбефа, но едва кюре успел уйти, как во дворе раздался шум приближавшейся толпы и лязг жандармских сабель. Эти звуки донеслись до гостиной.

— Такая общность наших жизней — чудовищна, — с грустью сказал младший Симез Лорансе, — и любовь наша — чудовищная любовь. Она тронула ваше сердце. Быть может, все близнецы, история которых нам известна, были так несчастны именно потому, что их появление на свет противоречит законам природы. А что касается нас — смотрите, как беспощадно нас преследует судьба. Рок самым жестоким образом откладывает осуществление принятого вами решения.

Лоранса была ошеломлена. В ушах у нее стоял какой-то шум, и сквозь него она услышала зловещие слова председателя совета присяжных:

— Именем императора и закона я арестую господ Поля-Мари и Мари-Поля Симезов, Адриена и Робера д'Отсэров. Эти господа, — добавил он, указывая сопровождающим его лицам на грязь, приставшую к платью арестованных, — вероятно, не станут отрицать, что часть нынешнего дня они провели верхом?

— В чем же вы их обвиняете? — гордо спросила мадмуазель де Сен-Синь.

— А барышню вы не задерживаете? — спросил Жиге.

— Я оставляю ее на свободе, на поруки, впредь до рассмотрения имеющихся против нее улик.

Гулар предложил свое поручительство и попросил ее только дать слово, что она не скроется. Лоранса смерила бывшего доезжачего Симезов таким уничтожающим взглядом, который сделал этого человека ее смертельным врагом; по щеке ее скатилась слеза — одна из тех слез ярости, что говорят об адских муках. Четверо дворян угрюмо переглянулись и застыли на месте. Душевное состояние супругов д'Отсэров, решивших, что молодые люди и Лоранса что-то от них скрыли, было неописуемо, — казалось, стариков пригвоздили к их креслам; у них отнимали детей, за жизнь которых они так долго дрожали и которых только что обрели, — и вот они слушали, не слыша, смотрели, не видя.

— Могу я просить вас быть моим поручителем, господин д'Отсэр? — воскликнула Лоранса, обращаясь к своему бывшему опекуну; старик встрепенулся от этого возгласа, который показался ему пронзительным и душераздирающим, как звук трубы, призывающей на Страшный суд.

Старик вытер набежавшие слезы, все понял и слабым голосом ответил своей питомице:

— Простите, графиня, ведь вы знаете, что я предан вам душой и телом.