Темнота в солнечный день

– Ну вот… А с техникой у тебя, прости, плоховато. Эти твои случайные, я же чувствую, были такие примитивные…

– Я тебе, по-моему, и не врал, что я хороший любовник, – сказал Митя чуть сердито. – Уж какой есть…

– Ну вот, ощетинился…

– Да ну.

– Ощетинился немножко, и не спорь. – Марина прижала его голову покрепче. – Митька, не комплексуй. Этот недостаток в два счета лечится. Я из тебя еще сделаю хорошего любовника, вот посмотришь. Высшего класса не гарантирую, я же не Анжелика какая-нибудь, но хорошим любовником ты у меня будешь. Девочки с руками оторвут.

– Да не нужны мне никакие девочки.

– Это ты сейчас так говоришь. Женщины, Митя, имеют свойство надоедать. И потом, если уж откровенно… Личная жизнь у нас с тобой получится весьма даже неполноценная. И будет она крутиться исключительно вокруг этой постели. И только. Я же ни в кино с тобой на смогу пойти, ни в гости, ни просто погулять – вокруг дома разве что… К тебе в гости приехать не смогу… Да много чего не смогу, что любая соплюшка проделает на счет «раз», потому что видит… – Последнее слово она произнесла с неприкрытой грустью.

– Марин, давай без меланхолии. Ничего ведь с твоими врачами не решено. А если что, через маму одного моего хорошего кента можно и на шантарскую медицину выйти. Там, я слышал, профессор на профессоре сидит и профессором погоняет… Знаешь анекдот, как хирург операцию делал?

– Это который?

– Скальпель, спирт…

– Нет, – с любопытством сказала Марина.

– Анекдот короткий. «Скальпель, спирт, огурец!» Это я к чему? Говорят, в Шантарске даже скальпель со спиртом хирургу специальные профессора подают. Ну, это, конечно, научная фантастика, но я не о том… Вот представь: идем мы с тобой на танцы как ни в чем не бывало, и мне все завидуют, на тебя глядя, а я на них – свысока.

– Хорошо бы… – мечтательно сказала Марина. – Что ты замолчал?

Мите пришла в голову совершенно неожиданная мысль, но он ее старательно отогнал, даже не пытаясь ее думать – очень уж она, сволочь такая, была поперек души. Интересные стали появляться мысли – взрослые… Мать все твердит: когда повзрослеешь, когда повзрослеешь… Может, потихоньку и взрослеешь чуточку, сам того не сознавая? Ну да, шманки нас считают взрослыми, но, положа руку на сердце, это еще вовсе не значит, что мы взрослые и есть, хотя сами себе никогда в таких мыслях не признаемся. Мы взрослые, мать вашу так, и точка! У нас паспорта, мы имеем право голосовать за единственного кандидата от нерушимого блока коммунистов и беспартийных, у нас мотоциклы, маги и японские часы, и получаем мы побольше иного инженера, хотя над учебниками ни дня не лысели, и девочек мы кучу отодрали… Взрослые мы, и вот вам хрен!

– Митя…

– Что?

– Если у тебя кто-нибудь… заведется, ты меня не обманывай, пожалуйста. Сразу скажи.

– И ты меня бросишь, – утвердительно сказал Митя.

– И я тебя брошу, – так же утвердительно сказала Марина. – Я девочка гордая, и к тому же… Ну, сам понимаешь. Очень унизительно было бы думать, что ты где-то там развлекаешься на всю катушку, а ко мне ходишь только, прости уж за вульгарность, палку кинуть. Я так не хочу. Понимаю прекрасно, что взамен тебе предложить нечего, только… – Она взяла его ладонь и положила так, что ничего договаривать и не требовалось.

– Марина, ну брось ты! – сказал Митя с досадой. – Что-то тебя кинуло в ля минор, как в той кинокомедии говорилось. Не собираюсь я тебе врать.

– Уже соврал, – сказала Марина с какой-то непонятной интонацией, но безусловно не грустно. Скорее уж даже чуточку весело.

– Это когда это?

– А чуть ли не в первый же день, как мы познакомились.

– Не припомню что-то. Колись.

– Да пустяки, в общем…

– Нет уж, колись, раз начала.

– А то что? – спросила она кокетливо.

Митя сграбастал ее в охапку и страшным шепотом пообещал:

– А то я с тобой сделаю то, чем армяне во всех анекдотах печально прославились…

– Ой, не надо! Ужас какой!

– Тогда колись, Мариночка. А то…

И он произвел левой ладонью кое-какие вольности, отвечавшие затронутой теме. Марина с наигранным испугом отбивалась, и они какое-то время барахтались, пока не успокоились, смеясь.

– Ну ладно, – сказала Марина. – Только чур, без обид, сам напросился… Митя, ты в школе на второй год оставался?

– Бог миловал. Как влепил десятку, так ее и отсидел.

– Ну вот… Помнишь, ты говорил: один номер с «Отелем «У погибшего альпиниста» тебе попался в девятом классе, в семьдесят первом.

– Ну да, один, последний…

Марина сказала вкрадчиво:

– Значит, тебе тогда было шестнадцать… ну, может, с половиной. Отсюда вытекает, что родился ты в пятьдесят шестом, и не двадцать три тебе, а двадцать… ну, может, с половиной. Даже если с половиной, мне все равно двадцать пять с половиной, и старше я тебя не на два года, а на пять… Скажешь, не так?

– Вот это да… – ошеломленно сказал Митя. – Ну ты у нас сыщик…

– Подловила?

– Подловила… Как это я оговорился… И как ты просекла…

– Митенька, я Шерлока Холмса на пять лет раньше тебя читала… А он мне всегда нравился. Вот и нахваталась… Вообще, женщины – лучшие сыщики всех времен и народов.

Митя спросил настороженно:

– Это что-нибудь меняет?