–
Телевизор с шипением выключился. Послышались шаги.
– Проснулась?
– Да, – прошептала я. В горле пересохло, язык еле ворочался.
Кровать прогнулась, когда Клэнси сел рядом. Я сдержала дрожь.
– Что случилось? – спросила я. Доносящиеся снизу голоса стали громче, словно кто-то прибавил звук у меня в голове.
– Ты упала в обморок, – сказал он. – Я даже не понял… Не нужно было вторгаться так резко.
Я приподнялась на локтях в слабой попытке увернуться от его прикосновения. Мои глаза не могли оторваться от его губ и белой полоски зубов между ними. Это все мое воображение или он?..
Желудок скрутило.
– Ты что-нибудь выяснил? Проверил свою теорию?
Клэнси откинулся назад. По его лицу невозможно было что-либо прочитать.
– Нет. – Он поднялся и начал мерить шагами комнату от окна до занавески и обратно. На полу лежал голубой отсвет, и я не удивилась, когда поняла, что свет дает включенный лэптоп.
– Нет, видишь ли, я прокручивал это в голове снова и снова, – сказал Клэнси. – Думал, возможно, ты удалила воспоминания случайно. Просто потому, что была зла или расстроена, но ты ведь стерла не все воспоминания, только те, которые… о тебе. И еще эта девочка, Саманта. Саманта Дал, семнадцать лет, родом из Бетесды, штат Мэриленд. Родители Эшли и Тодд. Зеленая, фотографическая память… – Голос Клэнси прервался. – Я думал об этом снова, и снова, и снова, пытался понять, как ты это делаешь, но воспоминания не показали того, что происходит у тебя в голове. Никакой причины, только эффект.
Интересно, знал ли он, что бегает туда-сюда, не в силах остановиться. Что я мечтаю подняться с кровати, поскорее выбраться из этой комнаты и убежать подальше от него. Боль возвращалась короткими вспышками.
Так ведь?
– Уже поздно, – сказала я, прерывая монолог. – Мне нужно… Нужно найти остальных…
Клэнси повернулся ко мне спиной.
– Найти Лиама Стюарта, ты хочешь сказать.
– Да, Ли, – сказала я, отступая к двери. – Мы договорились встретиться. Он, наверное, расстроен. – Белая занавеска зацепила мои волосы, когда я проходила мимо.
Клэнси покачал головой.
– Что ты вообще о нем знаешь, Руби? Сколько вы знакомы – месяц? Полтора месяца? Зачем ты теряешь с ним время? Он же синий, но дело не только в этом. Его держали на учете задолго до лагеря. Еще до того, как он укокошил тех детей. Сто сорок восемь, если быть точным. Больше половины лагеря! Так что можешь распрощаться со всей этой героической чепухой. Он этого не заслуживает. Ты слишком ценна, чтобы околачиваться рядом с таким, как он.
Клэнси обернулся как раз в тот момент, когда моя рука коснулась дверной ручки. Резко подскочив к двери, он захлопнул ее прямо перед моим носом.
– В чем проблема? – воскликнула я. – Что с того, что он синий? Разве не ты рассказывал, какие мы все черные и поэтому должны уважать друг друга?
Улыбка, исказившая его рот, была столь же отвратительна, сколь и прекрасна.
– Пора принять тот факт, что ты оранжевая и потому обречена на одиночество. – Клэнси вновь обрел свое фирменное спокойствие. Но стоило мне опять дернуть ручку, как его ноздри затрепетали. Он уперся в косяк обеими руками, перекрывая выход.
– Я видел, о чем ты на самом деле думаешь, – сказал Клэнси. – Это не родители. Даже не друзья. Ты хочешь быть с ним, как вчера в общежитии или в той машине в лесу. «Я не хочу тебя потерять», – так ты сказала. Неужели он действительно настолько важен?
В груди у меня заклокотала ярость.
– Как ты посмел? Ведь сказал, что не будешь… Сказал…
Клэнси грубо расхохотался.
– Боже, до чего же ты наивна. Это многое объясняет. Не зря той женщине из Детской лиги удалось тебя облапошить. Убедить, что ты вовсе не монстр.
– Ты говорил, что поможешь, – прошептала я.
Он округлил глаза.