Но необоснованный страх вырывается из-под контроля – и я поспешно отступаю назад. Нет, как бы хорошо он ко мне ни относился, что бы ни пообещал, я никогда не забуду, как хладнокровно растерзал четверых повстанцев возле храма Судьбы. И никогда не прощу заразительный ужас в их умирающих глазах, их кровь на моем лице, ее вкус на моих губах.
Никогда…
– Я так и думал. – Его тяжелый вздох, и моя паника: он читает мысли?! – Знал, что мое предложение покажется недостаточно соблазнительным. Что ж, увеличим ставки. Ты хотела найти родителей? Я помогу.
Неверие, удивление, радость, восторг, благодарность… Столько чувств сразу! Я узнаю имена родителей? И, возможно, обниму мать? Мать, преда… Да, мать, предавшую меня, бросившую на ступенях храма Судьбы. И воспоминание о ее бесчестном поступке заморозило радость надежды.
– Нет. Я хочу вернуться. Отпусти меня.
– Как скажешь, принцесса. Только помни: я приду, если позовешь…
И он растворяется в молочном тумане, который поднимается глухой стеной.
Я снова ничего не вижу. Туман сменяется тьмой…
Ледяная вода вернула в реальность.
Тот же каменный пол, тот же полумрак подвала, исполнявшего роль пыточной. И тот же столб, к поперечной перекладине которого подвесили мое измученное тело. Руки еще не успели выйти из суставов, но это всецело моя заслуга, а не милость палача…
– Подумала, многоликая? – Агграсский работорговец спокойно наблюдал, как помощник отвязывал веревки, и, усадив меня в полуобморочном состоянии в кресло, окатил еще одним ведром обжигающе-холодной воды. – Тебя оставят в покое, если согласишься. Что скажешь?
Слабость делает позвоночник мягким, и горделивой осанки больше нет в помине. Я сломлена.
– Нет.
Но не побеждена.
Некромант наотмашь бьет по лицу, а его помощник, коротконогий толстяк, подносит чашку с отваром и, крепко удерживая за подбородок, вливает его, разбивая губы. Собственная кровь и горечь трав – привычный вкус.
Пара мгновений – и тело выворачивает в невозможности сделать полный оборот. Бьюсь в конвульсиях – и сползаю в лужу, на каменный пол.
Больно… Как же больно! Вот-вот пойдут неконтролируемые изменения, но хианитовые кандалы останавливают их, стопоря болью. Агония. Мое тело пожирает безжалостный огонь боли.
Нет пытки страшней для хэмелла, чем принудительный возврат к родному облику. Так считала я раньше, пока не испытала, что такое оборот в хианите. Это в сотни, в тысячи раз хуже.
– Тебе больно, Эва? А ведь я только начал. У меня в запасе еще много приемов, которые сделают тебя покладистей.
– Насыплешь хианит в раны? – Моя усмешка получилась мучительно кривой. – Или заставишь его проглотить?
Старый агграссец побелел от злости и, отозвав помощника, вышел из пыточной. Похоже, можно возблагодарить богов за маленькую передышку.
Холод камня чуть приглушал внутренний жар, вызванный несостоявшимся полным оборотом. Смешно, но если бы не хианитовые оковы, я смогла бы увидеть свое лицо, настоящее лицо. Травы в отваре, которым так щедро поил агграссец, дорогие и редкие, вряд ли когда-нибудь я смогла бы приобрести их. Впрочем, я бы и не решилась – побоялась бы боли полного оборота.
Противно думать, что именно хианитом во время войны Братство пытало хэмеллов. Больше всего доставалось полукровкам и молодежи, милосердие не распространялось даже на детей. После такого люди еще удивлялись жестокости многоликих, лишавших захваченную землю плодородия. Предвечная, что за мысли лезут в голову?! Хотя, наверное, лучше думать о чем-то отстраненном, только бы не сосредотачиваться на боли, не заглядывать в будущее. Не хочу, не хочу думать о том, что будет дальше!
Не хочу.
«А чего ты хочешь, Эва? – проклюнулся недовольный голос Грэма. – Хочешь получить спасение от Благой Семерки? Надеешься, что боги во всем сиянии своей славы явятся за тобой? Или хотя бы пришлют своих сателлитов?!»
«Кажется, у кого-то истерика. И этот кто-то точно не я…»
«С тобой не только закатишь истерику, но и с ума сойдешь! Объясни, почему ты отклонила предложение Эвгуста? Он мог нас спасти».
«А чем потом с ним расплачиваться? Он не отстанет от меня, пока не получит все, что ему нужно! И может так статься, что к тому моменту, как я выплачу ему долг, меня объявят вторым проклятым колдуном…»
«Не сочиняй! Другие же пошли к нему на службу? Не побоялись обвинений в лояльности по отношению к Мраку?»
«У них, вероятно, не было выбора, Грэм. А у меня он пока есть».
«Хорошо, давай оставим вариант с Эвгустом. Признайся, Эва, ты любишь делать себе больно?»
«Чего?! Чтобы мне нравилась боль?! Совсем уже сдурел, Грэм?..»
«Ясно. Тогда почему отказалась от предложения некроманта?»
Я задумалась. Как объяснить мотивы человеку, который не догадывается о том, что я пережила, когда однажды согласилась открыть свою сущность на Призрачных торгах?
«Что?»
«Да, Грэм, меня уже и продавали и покупали. И произошло сие знаменательное событие именно на Призрачных торгах».