Тень горы

Смех донесся с лоджии, из-за колыхающихся штор, раздвинув которые я обнаружил Лизу на коленях, с испачканными землей руками, перед крошечным садиком – размером под стать раскрытому чемодану. Вокруг нее тусовалась небольшая стая голубей, остервенело пихавшихся в борьбе за хлебные крошки.

– Ты потратила столько сил, создавая этот садик, – сказал я, – а теперь позволяешь птицам его вытаптывать.

– Ты не понимаешь, – сказала она, переводя аквамариновый взгляд с голубей на меня. – Этот садик мне для того и нужен, чтобы привлекать сюда птиц. Я все это устроила ради них.

– Прими меня в свою голубиную стаю, – сказал я, когда она поднялась для поцелуя.

– Начинается, – засмеялась она. – Беллетрист в своем амплуа.

– И дьявольски рад тебя видеть, – сказал я, утягивая ее в сторону спальни.

– У меня грязные руки! – запротестовала она.

– Очень на это надеюсь.

– Нет, в самом деле. – Она со смехом вырвалась. – Нам надо принять душ…

– Очень на это надеюсь.

– Тебе надо принять душ, – уточнила она, держась от меня на безопасной дистанции. – И сменить всю одежду, сейчас же.

– Одежда? – подхватил я шутливый тон. – Не нужна нам эта липкая одежда.

– Нет, нужна. Мы сейчас отправимся в одно интересное место.

– Но я только что приехал, Лиза! Прошло две недели!

– Без малого три недели, – поправила она. – И сегодня у нас будет полно возможностей сказать «привет!», прежде чем мы скажем «доброй ночи». Это я могу гарантировать.

– Такие «приветы» звучат как «прощай».

– Любое приветствие – это начало прощания. Ступай мыться.

– О каком месте речь?

– Тебе оно придется по душе.

– Ага, уже заранее с нее воротит.

– Это художественная галерея.

– Так вот чего мне сейчас не хватает!

– Брюзга чертов! – засмеялась она. – Там будут классные люди, своего рода экстремалы. И они чертовски талантливы. Ты их полюбишь. Это крутая выставка, на самом деле. Но если ты не поторопишься, мы пропустим самое интересное. Как здорово, что ты успел вернуться!

Я скорчил недовольную мину.

– Да ладно тебе, Лин! – рассмеялась она. – Что бы еще осталось в этой жизни, не будь искусства?

– Секс, – ответил я. – И еда. А после еды снова секс.

– В галерее будет полно всякой еды, – сказала она, подталкивая меня к ванной комнате. – И только представь, как благодарна будет твоя голубиная стая, когда мы приедем домой после выставки, которую она очень-очень сильно хочет посетить вместе с тобой и к открытию которой мы наверняка опоздаем, если ты не примешь душ незамедлительно!

Я зашел в душевую кабину и стал стягивать рубашку через голову, когда она повернула кран позади меня. Вода хлынула на мою спину и на джинсы, которые я еще не успел снять.

– Эй! – завопил я. – Это мои лучшие джинсы!

– И ты проносил их несколько недель подряд, – отозвалась она уже с кухни. – Сегодня будешь в джинсах похуже, но почище.

– И еще мой подарок для тебя! – крикнул я. – Он в кармане джинсов, которые ты намочила!

Она возникла в дверном проеме:

– Ты привез мне подарок?

– Разумеется.

– Здорово! Ты очень мил. Займемся им позже.

И вновь исчезла из виду.

– Ладно, – сказал я. – Так и сделаем. После балдежа в галерее.

Уже вытираясь, я услышал, как она мурлычет песню из индийского фильма. По случайности – или же четким попаданием в резонанс под закрученным спиралью куполом любви – песня оказалась той же самой, которую я напевал несколькими часами ранее, идя по улице с Викрамом и Навином.

Потом, собираясь перед выходом из дома, мы промычали-пропели эту песню уже дуэтом.

Уличное движение в Бомбее представляет собой систему, придуманную акробатами, но воплощаемую на практике малоразмерными слонами. Двадцать минут мотоциклетной потехи – и мы добрались до «денежного пояса» Кумбала-Хилл, туго охватывавшего самый престижный из холмов южного Бомбея.

Я загнал байк на парковочную площадку напротив фешенебельной и скандально известной галереи «Бэкбит», у истоков не менее фешенебельной, но добропорядочной Кармайкл-роуд. Непосредственно перед галереей выстраивались роскошные заграничные тачки, из которых вылезала роскошная местечковая крутизна.

Лиза потащила меня внутрь, продираясь через плотную толпу. В длинном зале скопилось человек триста – вдвое больше, чем допускалось правилами пожарной безопасности, предусмотрительно вывешенными на щите у входа.

«Если жара кажется вам нестерпимой, срочно покиньте горящее здание».

Она нашла в толпе свою подругу и подсунула меня для анатомически близкого знакомства.

– Это Розанна, – представила Лиза, сама так же тесно притиснутая сбоку к подруге – невысокой девушке с большим инкрустированным распятием (пригвожденные ноги Спасителя уютно разместились между ее грудей). – А это Лин. Он только что вернулся из Гоа.

– Наконец-то мы встретились, – сказала Розанна, и грудь ее сильнее прижалась ко мне, когда она подняла руку, чтобы взбить свою и без того стоявшую дыбом прическу.

Говорила она с американским акцентом, но гласные произносила на индийский манер.

– Зачем вы ездили в Гоа?

– За любовными письмами и рубинами, – сказал я.

Розанна быстро оглянулась на Лизу.