К этому времени неверные, бесцветные отсветы «звезд» достигли такой яркости, что я смог разглядеть огромные тени вокруг. По обе стороны от меня высились темные, судя по прямоугольным очертаниям, рукотворные громады: казалось, я вошел в погребенный (однако не рухнувший под тяжестью навалившейся сверху земли) город, из коего рудокопы Сальта извлекали свои сокровища. Среди этих громад торчали над полом массивные приземистые колонны, поражавшие странной, упорядоченной иррегулярностью кладки, сродни той, какую я не раз замечал в поленницах дров, где любое полено отличается от остальных и размерами, и формой, однако все вместе составляют единое целое. Колонны неярко мерцали, и мертвенный свет надвигавшихся звезд, отражаемый ими, казался не столь зловещим или по меньшей мере обретал некую красоту.
Какой-то миг я дивился на эти колонны, а затем, снова взглянув на звезды, впервые смог разглядеть…
Приходилось ли тебе когда-нибудь из последних сил, среди ночи, идти на свет в окне далекого деревенского домика и обнаружить в итоге, что это сигнальный огонь огромной крепости? Или, взбираясь на гору, поскользнуться, а удержавшись в последний момент, взглянуть вниз и увидеть, что пропасть внизу во сто раз глубже, чем ты полагал? Если да, то некоторое понятие о моих чувствах ты, читатель, сумеешь составить легко. «Звезды» оказались вовсе не огоньками, но фигурами, схожими с человеческими, а крохотными выглядели лишь потому, что окружавшее меня подземелье было намного просторнее, чем я мог себе вообразить. Все эти люди, не слишком похожие на людей, куда шире в плечах, куда сильней сгорбленные, чем люди, мчались прямо ко мне. Мчались и на бегу издавали тот самый рев, донесшийся до меня издали.
Я развернулся и, обнаружив, что бежать по воде не могу, поднялся на берег, где возвышались темные строения. К этому времени бегущие приблизились почти вплотную, а некоторые, обогнув меня справа и слева, отрезали мне путь наружу.
Ужасны они были в манере, которую я вряд ли сумею как следует описать. Подобно крупным обезьянам, мохнатые, сутулые, длиннорукие, коротконогие, толстошеие, существа эти обладали массивными челюстями и клыками вроде клыков смилодона – кривыми, острыми, точно зубья пилы, торчащими книзу из пасти едва ли не до ключиц. Однако в ужас меня повергло вовсе не это и даже не фосфорический свет, испускаемый их шерстью. Выражения лиц их – вероятнее всего, нечто в огромных, с бледными до незаметности зрачками глазах – свидетельствовали: передо мною такие же люди, как и я сам. Подобно старикам, живущим в плену дряхлеющих тел; подобно женщинам, пленницам тел слабосильных, превращающих обладательницу в жертву непристойных влечений многих тысяч мужчин, обступившие меня кольцом были заперты в обличье жутких, омерзительных обезьян и, судя по взглядам, прекрасно сие понимали. Это-то и внушало особый, ни с чем не сравнимый ужас – тем больший, что глаза их, в отличие от всего прочего, не испускали света.
Набрав в грудь побольше воздуха, я снова окликнул Теклу, но тут же все понял, сомкнул губы и обнажил «Терминус Эст».
Один из людей-обезьян, самый широкоплечий и рослый или по меньшей мере самый храбрый, двинулся на меня. В руке он держал короткую палицу с древком из бедренной кости. Остановившись передо мной, едва-едва вне пределов досягаемости меча, обезьяночеловек погрозил мне палицей, взревел и шлепнул металлическим навершием оружия о долгопалую широкую ладонь.
Услышав плеск воды за спиной, я обернулся и увидел еще одного светящегося обезьяночеловека, подбирающегося ко мне с тыла. От удара мечом он отпрыгнул, однако скругленное острие чиркнуло его поперек тела, под мышкой, а клинок был столь превосходен, столь великолепно закален и безупречно отточен, что рассек и ребра, и даже грудинную кость.
Противник упал, и течение понесло его труп прочь, но за миг до того, как удар достиг цели, я заметил, что в ручей он вошел с явным отвращением, а вода замедлила его шаг не меньше, чем замедлила мой. Развернувшись так, чтобы видеть всех нападающих, я отступил назад, в воду, и медленно попятился к выходу из подземелья. Казалось, стоит достигнуть тесного туннеля, и мне ничто не грозит, однако я понимал: уйти мне не позволят.
Людей-обезьян вокруг столпилось не меньше нескольких сотен. Испускаемый ими свет сделался так ярок, что я сумел отчетливо разглядеть все вокруг.
Прямоугольные громады, высившиеся вокруг, действительно оказались зданиями – очевидно, весьма древней постройки, из цельного серого камня, сплошь испятнанного пометом летучих мышей.
Неровные же колонны были штабелями металлических слитков – судя по цвету, серебряных, – каждый новый слой уложен поперек предыдущего, в каждом штабеле около сотни штук, а штабелей здесь, в погребенном под землей городе, наверняка насчитывалось не менее тысячи.