Тень и Коготь

Пошире расставив ноги, я нащупал на одном из концов крестовины голову женщины, коей было помечено «женское» лезвие.

Чуть погодя, Агия вновь подала голос:

– Да бей же!

Но к этому времени я уже выбрался из лощины наверх.

VIII

Культелларии

На постоялый двор мы возвращались в молчании, так медленно, что деревни достигли, лишь когда небо с востока сделалось серым.

– Я не убил ее, – признался я Ионе, расседлывавшему мерихипа.

Иона, не оборачиваясь, кивнул.

– Знаю.

– Так ты все видел? Ты ведь ушел, чтобы не стать свидетелем.

– Я слышал ее голос как раз перед тем, как ты догнал меня. Как полагаешь, на этом она не уймется?

Я призадумался, а после того как Иона отнес седло в кладовую для сбруи и вернулся ко мне, ответил:

– Да, наверняка. Никаких обещаний я с нее, если ты об этом, не требовал: все равно ведь не сдержит.

– В таком случае я бы с нею покончил.

– Да, – согласился я, – решение самое правильное.

Из конюшен мы вышли вместе. Снаружи, на дворе, уже слегка рассвело. В предутренних сумерках мы без труда могли разглядеть и колодец, и широкие двери, ведущие на постоялый двор.

– Я не считаю, что это было бы самым правильным, а лишь говорю, что на твоем месте поступил бы именно так. Представил бы, как умираю где-нибудь на грязной постели, заколотый исподтишка, во сне, и ударил. Хотя правильным это не назову.

Вскинув над головой палицу, забытую обезьяночеловеком на берегу ручья, Иона взмахнул ею, изображая столь же свирепый, сколь и неловкий удар мечом. Навершие палицы блеснуло в неярком свете занимающейся зари, и мы дружно ахнули.

Навершие оказалось слитком чистого золота со следами грубой холодной ковки.

Желания присоединиться к потехам, предлагаемым ярмаркой тем, кто склонен кутить всю ночь напролет, ни один из нас не испытывал ни малейшего. Вернувшись в комнату, нанятую на двоих, мы приготовились спать. От предложения Ионы поделиться со мною золотом я отказался. Денег у меня и прежде было полно, а после к ним прибавилась еще полученная вперед часть гонорара, а он жил, так сказать, от щедрот моих, и теперь я был рад тому, что Ионе больше не придется чувствовать себя передо мною в долгу. Вдобавок, увидев, как безоглядно он доверяет мне свое золото, и вспомнив, с каким тщанием скрывал (и до сих пор скрываю) от него существование Когтя, я здорово устыдился. Я чувствовал за собою обязанность рассказать ему обо всем, однако предпочел промолчать – напротив, исхитрился стащить промокший сапог с ноги так, что Коготь провалился из голенища в носок.

Проснулся я около полудня и, убедившись, что Коготь на месте, разбудил Иону, как он просил накануне.

– На ярмарке наверняка сыщутся ювелиры, согласные кое-что заплатить за это, – сказал он. – В крайнем случае поторгуюсь. Пойдешь со мной?

– Прежде всего нам нужно поесть, а к тому времени, как закончим, уже и на эшафот пора.

– Значит, снова за дело?

– Да.

Я осмотрел одежду. Плащ оказался порядком изорванным, а потускневшие сапоги – еще слегка сыроватыми.

– Плащ кто-нибудь из местных служанок заштопает в лучшем виде. Как новенький, конечно, не станет, но выглядеть будет намного приличнее. – С этими словами Иона распахнул дверь. – Идем, если проголодался! О чем ты так глубоко задумался?

В обеденном зале, за сытным, обильным завтраком, пока жена содержателя постоялого двора в комнате по соседству чинила мой плащ, я рассказал Ионе о случившемся в недрах горы, закончив рассказ на шагах, донесшихся из глубины.

– Странный ты человек, – только и сказал он.

– Ты куда более странен. От людей, конечно, это скрываешь, но сам – явно нездешний.

– То есть какоген? – улыбнулся Иона.

– Чужестранец.

Иона покачал головой, но после кивнул.

– Да, пожалуй, так оно и есть. Но ты… владеешь талисманом, позволяющим повелевать ночными кошмарами, серебра нашел груду, но говоришь со мной обо всем этом так, как другой мог бы говорить о погоде!

Я отломил себе хлеба.

– Странно все это, согласен. Но вся странность заключена в Когте, в самой вещи, а не во мне. А что до разговоров о нем с тобой – отчего бы нет? Украв твое золото, я мог бы продать его, а деньги потратить, но вот кража Когтя вряд ли обернулась бы для вора чем-то хорошим. Не знаю, отчего так думаю, но думаю именно так, а Агия его, конечно же, украла. Ну а насчет серебра…

– Украла и сунула тебе в карман?

– В ташку, что я ношу на поясе. Вспомни: она ведь думала, что ее брат убьет меня. После этого они рассчитывали завладеть всем, что найдется на теле, – план составили загодя, ради «Терминус Эст» и моего платья. Таким образом, ей, кроме меча с одеждой, достался бы и самоцвет, а если что, в краже обвинили бы не ее, а меня. Помнится…

– Что?

– Пелерины. Пелерины задержали нас, когда мы пытались убраться оттуда, и… Иона, как ты полагаешь, правда ли, будто некоторые умеют читать чужие мысли?

– Разумеется, правда.